Каждый в Четвертом батальоне получил карту, ламинированную целлофаном, и зеленый значок в пластиковой пленке. Кое-кто заподозрил в этих значках измерители радиации: значки оказались тяжелее, чем можно было ожидать, и без всяких надписей, кроме аббревиатуры ORNL. По-видимому, буквы обозначали Оакриджскую Национальную Лабораторию, в штате Теннеси, США. Лепидопт пришпилил значок к рубашке защитного цвета под камуфляжной курткой.

Но среди дня приказ изменился. Лететь вообще не пришлось: Шарм эль-Шейх был уже взят, а вместо этого 55-ю автобусами доставили в Старый город Иерусалима, лежавшего в тридцати пяти милях к юго-востоку.

Это означало, что Иордания тоже вступила в войну и что Лепидопту с товарищами предстоит сражаться с элитным, обученным британцами Арабским легионом. Их снабдили новыми картами, и в шесть часов вечера бойцы, сдав парашюты, погрузились в автобусы.

Автобус уже тронулся, когда Лепидопту рассказали, что какой-то офицер собрал у всех солдат Четвертого батальона покрытые пленкой значки. Значок Лепидопта так и остался приколотым к его рубашке. Покачиваясь на автобусном сиденье в сумерках, опускающихся над древними Иудейскими горами, Лепидопт обнаружил, что страх очень похож на горе: два года назад умер его отец, и сейчас он, как и тогда, не мог удержать или закончить ни одной мысли и впивался глазами в убегающие назад деревья за окном, потому что оставаться на месте было невыносимо, и еще он часто зевал, хотя спать совсем не хотелось.

В ту ночь на улицах на горе Скопус, всего в одном дневном переходе от стен Иерусалима, он увидел холодный пейзаж Иеронима Босха: силуэты куполов и башен, освещенных минометными взрывами, раздававшимися позади них, и скелеты джипов и грузовиков, словно белые кости поблескивавших под израильскими прожекторами. Оглушенный непрерывными очередями 50-миллиметровых пулеметов и танковых орудий, сотрясавших ночной воздух, взглянув на затянутый пеленой дыма полумесяц, он увидел в нем дурное знамение для мусульман.

Гудящая ночь казалась безграничной, и Лепидопт рад был, что рядом, во дворе опустевшего Еврейского университета, вокруг него сгрудились люди.

А ведь он еще был не на фронте. Когда колокол на башне ИМКА пробил час, парашютисты начали продвижение на юг – сквозь тяжелую темноту к стенам Старого города. Вскоре рассвело, и утром они уже перегруппировывались в разбитом вестибюле отеля «Амбассадор». Оттуда видны были стены Иерусалима и ворота Ирода, но только под вечер, миновав отель «Риволи», бойцы увидели за выгоревшим от снаряда иорданским автобусом высокие каменные зубцы Львиных ворот. Парашютисты осторожно приближались к ним.

Сквозь ворота виднелся золотой Купол Скалы, откуда якобы вознесся на небеса Мухаммед – а прямо из-за ворот по их колонне тотчас застрочил 30-миллиметровый пулемет. Капитана парашютистов, ехавшего на джипе, разорвало пулями, и все вокруг Лепидопта разворачивались и падали под их ударами.

Лепидопт нырнул в канаву и принялся стрелять из своего «узи», целясь во вспышки, отмечавшие пулеметное дуло. Спустя несколько секунд десятки его товарищей поднялись и бросились в ворота.

Они вскоре отступили, чтобы дождаться подкрепления и войти в город на следующий день, но в ту ночь, завернувшись в одеяло на полу вестибюля «Риволи», Лепидопт понял, как это верно сказано: «Страшно до первого выстрела». С той минуты, когда позади Львиных ворот застрочил пулемет, он просто ловил каждое мгновенье, как брошенный в игре мяч, не заглядывая наперед. Некогда страшиться будущего, пока ум занят схваткой с новыми и новыми клочками настоящего.