– Ее машина, книги… И кое-что из этих… произведений искусства может представлять для кого-нибудь ценность.

Для каких-нибудь чудиков, подумала Дафна. Она с неожиданной агрессией подумала о кристаллах старушки, о ее медных колокольчиках и картинах с изображением единорогов, глаз на пирамидах, сонных на вид бородачей в балахонах.

– Надо будет все переписать и оценить, – продолжал Беннет. – Она была коллекционеркой, и среди всякого хлама могла случайно наткнуться на что-то ценное. Дважды в день даже сломанные часы показывают точное время.

Дафна почувствовала, как задело ее отца упоминание о сломанных часах в этих стенах. Ей о многом хотелось бы расспросить его, когда они вернутся в свой грузовик.

2

За дребезжащим оконным стеклом, под тонкими стволами пальм, покачивающихся на ослепительном солнце, сверкала река машин, текущая по авеню Ла Бре. Они находились к югу от «Олимпика», к югу от магазинов одежды вокруг «Мелроуза» с их черными и зелеными полотняными козырьками, к югу от старой студии Чарли Чаплина на Сансет, где вы можете лицезреть частные дома на зеленых холмах Голливуда; здесь же, на севере, ютились автомойки и китайские ресторанчики, будочки срочной фотографии и старые многоквартирные дома вроде этого, с огороженными лужайками перед входом. В квартире было душно, все пропахло кофе и сигаретным дымом.

Орен Лепидопт потушил очередную сигарету в кофейной чашке на громоздком столе гостиной и плотнее прижал к уху телефонную трубку.

«Отвечай же! – подумал он. – Звоню по стационарному телефону, понятно же, что разговор секретный». Помимо приглушенной музыки за окнами, в квартире было слышно только тихое щелканье компьютерной клавиатуры на кухне. Наконец в трубке послышался голос Малка:

– Алло?

Лепидопт откинулся на подушки дивана.

– Берт, – заговорил он, – у нас уже рассвело.

После паузы Малк отозвался:

– По-моему, у нас тоже уже день.

– Ну, здесь, сдается мне… как-то посветлее. Сейчас. Мы приняли еще одну сводку из эфира. Думаю, тут происходит кое-что поважнее, чем там, куда ты собирался.

– Вряд ли мне возместят расходы на билет.

– Фиг с ним, с билетом. Ты должен послушать новую запись Сэма.

– Ала баб аллах, – вздохнул Малк.

Лепидопт посмеялся шутке – эта арабская фраза означала приблизительно «будь что будет».

– Так что возвращайся сейчас же. По дороге заедь в автохимчистку, делай остановки и путай следы, остерегайся прицепов, а если вдруг просто заметишь вертолет, гони вперед и бросай машину.

– Ладно. А ты там без меня не разыгрывай Джона Уэйна.

От неожиданности Лепидопт вздрогнул, его локти конвульсивно прижались к ребрам. В трубке стало тихо, и Лепидопт с застывшим лицом положил ее на рычаг.

Не разыгрывай без меня Джона Уэйна. «Берт, Берт, – думал он, – как беззаботно и не осознавая этого ты укорачиваешь мою жизнь! Или, что одно и то же, приближаешь какой-то новый ее рубеж».

Он заставил себя сделать глубокий вдох и выдох.

Тихое щелканье клавиатуры прекратилось.

– Ты смеялся, – заговорил из-за кухонного стола молодой Эрни Боззарис, – а потом будто чёрта увидел. Что он такого сказал?

Лепидопт небрежно махнул левой рукой.

– Не буду я есть борщ на обед, – ворчливо проговорил он. – Он возвращается, никуда не полетит. Будет здесь через полчаса, а то и раньше.

Вдруг смутившись, он спрятал искалеченную правую руку в карман.

Боззарис еще с минуту не сводил с него глаз, потом пожал плечами и снова вернулся к монитору. Эрни еще не исполнилось тридцати, не так давно он закончил академию «Мидраш»; в его черных волосах не было седины, а на узком подбородке, который он брил по несколько раз на дню, все равно просвечивала темная щетина.