- Сию секунду.

Демьяныч отворил дверцу настенного шкафчика, на которой была приклеена вырезанная из журнала фотография улыбающегося космонавта Поповича, достал две пачки с чаем, ловко смешал в заварном чайнике и поставил его на раскаленную плиту.

- Настояться требуется, - пояснил он. - Раздевайтесь пока. У меня не замерзнете. Сам стынуть не люблю.

Теплая крестьянская изба и основательный старик, такой далекий от невероятной реальности щегольской дачи с гаражом и мансардой, где лежал труп человека, прожившего жизнь в столичной суете, действовали успокаивающе. Не хотелось уходить, разыскивать подозрительного невропата Валерия, выуживать по крохам детали истины, восстанавливая мрачные обстоятельства человеческой смерти. Хотелось спокойно прихлебывать вкусный чай и толковать о повадках пчел.

Однако Демьяныча интересовало другое.

- Борис Михалыч - человек проницательный и ловушку расставил умело.

- Нас перехитрили. Кто-то пробрался в мастерскую, когда мы звонили с почты, ударил Калугина ножом и скрылся.

- Скрылся? Удивительно, как и многое в жизни.

Простой этот и даже риторический вопрос поставил Мазина в тупик. При всем желании он не мог ответить на него утвердительно, потому что здравый смысл, логика доказывали, что скрыться невозможно и преступник по-прежнему здесь, рядом. Между тем никто из тех, кого видел до сих пор Мазин, не казался ему убийцей.

- Вы, Демьяныч, философ, оказывается.

- Стараюсь смысл понять...

- Жизни? Трудное дело. Или постигли?

- Много беспощадного вижу.

- Опечалены?

- Не скажу. В этом мудрость.

- В жестокости?

- Нет, в беспощадности. Это разное. Волка убить мудро. А зачем? Чтобы овцу не тронул. Так природа распорядилась. Овцу нам. А мы многое сделать можем. Даже на Луну слетать. Поэтому овцу нам, а не глупому волку.

- Волк не заслужил, выходит?

Ставший было серьезным и даже утративший от этого что-то свое, добродушное, пасечник снова заулыбался.

- Не заслужил, Игорь Николаевич, не заслужил. Сер больно.

Он налил ароматный чай в граненый стакан и поставил на стол блюдечко с медом.

- Вам, наверное, немало пришлось повидать в жизни?

- Что положено, повидал.

- Вы верующий, Демьяныч?

- В бога не верю. Верю в диалектический закон, он нашу участь определяет.

- И участь Калугина?

- И его тоже, - ответил пасечник твердо. - Значит, суждено ему было.

- Закон законом, а на курок-то пальцем нажали.

- Ну, если по-житейски, то человек убил, конечно. Как полагаете, найдет его Борис Михайлович?

- Ему есть над чем подумать. Убийца оставил нож.

- Нож бросил? Спугнули, значит? Улику потерял.

- Или решил бросить тень. Хозяин-то ножа известен.

- Кто ж именно?

- Олег.

- Олег? - Лицо пасечника вытянулось. - Уж больно не похож.

- Не похож. Скорее, ножом кто-то воспользовался. Брал его Валерий, но вернул. Мог и другой взять.

- Скажите какая история! - Демьяныч покачал головой. - Любопытно, почему смерти его домогались? Не месть ли?

- Мне трудно судить.

- Мудреное дело, мудреное. В Москве небось некролог дадут...

Пасечник поднял свое блюдце и пил, держа его в растопыренных пальцах. Вдруг он наклонился через стол.

- А что вы насчет ревности думаете?

- Вам что-нибудь известно, Демьяныч?

- Неопределенно, Игорь Николаевич. Борис Михалычу я бы говорить не стал, потому законник он, в строгих фактах нуждается. Ну, а вы человек вольный, доктор, если не запамятовал... - поглядел пасечник будто с сомнением, и Мазину, в который уже раз испытывая неприятнейшее чувство, пришлось подтвердить, что он доктор.

- Вот, вот... Живые люди мы с вами, сидим, размышляем между собой, и разговор у нас частный, для души, а не для закона.