Архитектор смотрел на Мазина не с торжеством человека, сообщившего неизвестный собеседнику факт-сюрприз, а с грустью.

- Что из того?

- Само по себе не предосудительно, разумеется. Непонятно, почему и Миша и Олег скрывали свое знакомство. Я прекрасно помню, как Олег появился в доме Михаил его представил: "Вот юноша, в наши дебри забрался, журналист. Познакомились только что. Прошу любить и жаловать".

- Почему же вы думаете, что Калугин его знал?

- О! Это просто и несомненно.

Кушнарев полез в карманчик вязаного шерстяного жилета и извлек свернутый дважды телеграфный бланк с наклеенными полосками отпечатанных на бумажной ленте букв.

"Дагезан. Калугину.

Вашего разрешения выезжаю условие помню Олег", - прочитал Мазин.

- В куртке Михаила Михайловича находилась. Марина Викторовна попросила меня вынуть все из карманов...

На сгибах помятого бланка виднелись табачные крошки.

"Что это? Ключ или еще один мираж? Калугин и Олег не распространялись о своем знакомстве, но в крошечном поселке телеграмма могла стать известной многим. Калугин ее даже не выбросил".

- О каком условии помнит Олег?

- Понятия не имею.

- И больше вам ничего не запомнилось, не показалось странным в их общении, отношениях?

- Нет. Дня за три до трагедии я, правда, услыхал мимоходом брошенные фразы, которым значения не придал, потому что ничего привлекающего внимание в них не нашел. Уж после телеграммы вспомнил. Мы с Демьянычем о пчелах беседовали в гостиной, а Миша с Олегом вошли, и Миша спросил: "По-прежнему безрезультатно?" Тот отвечал: "За осыпью - крутой склон. Поищу в другом месте". Тогда Михаил говорит: "Нет, нет. Там ищи!" Тут он меня увидал и отошел.

- Не хотел, чтобы слышали разговор? Прервался?

- Кто знает... Мерещится.

- Выходит, Калугин советовал Олегу искать самолет там, где он и обнаружился?

Что из того? Олег давно слышал о самолете, искал его. Где-то, при вполне объяснимых обстоятельствах, он познакомился с Калугиным, рассказал о своем поиске, и тот пригласил парня в Дагезан. И разговор логичен. Олег не сумел пробиться к озеру, которое хотел осмотреть, а Калугин советует не отступать, не оставлять "белых пятен". Разумно. Но какие условия могли обсуждаться между ними? Условия, без которых Олег не мог приехать в Дагезан? Он принял условия и приехал, приехал, почему-то никому не сказав о знакомстве с хозяином. Не в этом ли заключалось условие? А куда гнет Кушнарев? Зачем он рассказал об Олеге? Почему думает, что тот "подсмотрел в скважину"?"

Вопросов набегало слишком много, и Мазин почти с облегчением оборотился на отвлекающий скрип отворившейся двери. Там, словно подслушав его мысли, появился Олег. Видно было, что день он провел под открытым небом, штормовка намокла и топорщилась, схваченная морозцем, к джинсам прицепились репьи и комья глины.

- У вас гость, Алексей Фомич? Добрый вечер, доктор. Все еще подозреваете меня или откопали, кто воспользовался ножом?

Спросил он почти небрежно, но подчеркнутая небрежность говорила больше о выдержке, чем о легкомыслии.

- Вы собирались выяснить это сами.

- Ошибаетесь. Это вы рекомендовали мне встряхнуть мозги до прибытия милиции. Но у меня не нашлось времени.

В комнате потемнело, выделялся только квадрат окна, да и то не ярко. Мазин не видел лиц собеседников. Он вспомнил, что электричество так и не подключили, и рассчитывать приходится в лучшем случае на керосиновую лампу, а то и на огарок свечи. А хотелось видеть Олега, его лицо, на котором просматривались одни очки да полукруг короткой бородки.

- Жаль. Человек-то убит. Впрочем, вас больше интересует сбитый самолет.

- Представьте.

- А если смерть Калугина связана с находкой самолета?

Олег еще больше отодвинулся от окна.