|
Либо она найдет в себе силы писать о стрельбе, о бомбах, о человекоубийстве и смерти, либо навсегда распростится с этим проектом и займется чем-нибудь другим. Вместе с решимостью сделать попытку пришло и желание справиться с поставленной задачей — не только с тем, чтобы об этом написать, но и с тем, чтобы представить это в своем воображении. Содрогаясь от ужаса, Ильза начала наслаждаться этими фантазиями: мысленными картинами взрыва, от которого взлетает на воздух автомобиль, воображаемым полетом пули, которая, пробив оконное стекло, поражает жертву, швыряя ее об стену, зрелищем приставляемого к затылку пистолета и спускаемого курка.
Он двинулся вперед по улице, миновал несколько припаркованных машин, нашел среди них старую белую «тойоту», разбил камнем стекло, сел, соединил провода зажигания и поехал. Это был его город, где он все знал. Выбравшись на автобан и влившись в поток машин, он открыл сумку и просмотрел ее содержимое. Ему вложили туда немецкий паспорт, пачку денежных купюр по пятьдесят марок, пистолет с патронами, записку, на которой были проставлены дата, время и номер телефона. Он должен будет позвонить завтра в семь утра; он заучил номер телефона, порвал записку на мелкие кусочки и выбросил обрывки по одному за окно, где они унеслись по ветру. Доехав до гостиницы, он поставил свою машину на краю парковочной площадки, снял на ночь номер и сказал, чтобы его разбудили в семь часов. Он думал о предстоящей жизни. Жизни вечного беглеца без определенного места назначения, прибыв в которое он мог бы отдохнуть. Однако то ли потому, что страх, пережитый в то время, когда он не знал, суждено ли ему очнуться от наркоза, исчерпал его способность чего-то бояться, то ли потому, что при первом же шаге на пути в новую жизнь прежние страхи утратили свою очевидность, но, как бы там ни было, он вдруг почувствовал легкость и свободу. Наконец-то покончено с половинчатостью прежней жизни! Наконец-то он мог самоотверженно и безраздельно посвятить свою жизнь бескомпромиссной борьбе. Он был свободен, никому ничего не должен, он мог жить без оглядки на любовь или дружбу, жить только ради служения делу. Какое счастье, какая головокружительная свобода! Он проснулся, прежде чем зазвонил телефон, принял душ и в семь часов из телефонной будки на заправочной станции позвонил по указанному в записке номеру. В двадцать один час он должен встретиться в книжной лавке на мюнхенском вокзале с женщиной в синем пальто, с распущенными волосами до плеч и большой кожаной сумкой через плечо, она будет держать в руке газету «Франкфуртер альгемейне». Он позавтракал, нашел водителя грузовика, который согласился его подвезти и высадил на автобане при въезде в Мюнхен. Еще до вечера он добрался до города, купил сумку для вещей, одежду на смену и пошел в кино. Показывали французский фильм — лаконичную и сентиментальную историю о запутанных отношениях и разлуке. Выйдя из кинотеатра, Ян позвонил из первой попавшейся телефонной будки домой: слабость, которую он простил себе лишь потому, что ничего не сказал и сразу же повесил трубку. В двадцать один час он встретился, как было условлено, с женщиной в синем пальто. Она отвезла его на съемную квартиру в Швабинге,<sup></sup> состоявшую из безлико обставленной комнаты, душевой кабины и ниши для приготовления пищи. Когда она уже без парика и макияжа вышла из туалета, он едва ее узнал: детское личико и подстриженная «под бобрик» головка. Она объяснила ему, что предстоит делать завтра. Затем они разогрели в духовом шкафу пиццу и поели без разговоров: важно было только то, что касалось дальнейших действий, а об этом все было уже сказано. Яна удивило отличное вино. Пригубив бокал, он хотел было спросить у женщины, откуда у нее эта бутылка, но после первого же глотка раздумал спрашивать. Затем они легли в постель и спали вместе. В памяти Яна мелькали воспоминания об Улле. «Давай займемся любовью!» — предлагала она, когда на нее находило такое настроение, и под конец нетерпеливо торопила: «Люби меня!» Это была липучая чувствительность. |
