Теперь мы были уже дважды потерянные — не знали, ни где автобус, ни где ребята. Поскольку мы накануне обсуждали, что местом встречи могло бы быть турбюро, то мы, для начала, первым же поездом метро поехали туда в надежде, что потерянная четверка тоже догадается выбрать турбюро местом встречи. На мое счастье, на базаре возле турбюро, несмотря на воскресенье, открылся магазин уцененных товаров, и продавщица довольно быстро нашла мне приличную рубашку кремового цвета. Рукава, как водится, были коротковаты, но по лету их можно было и подвернуть. Я заплатил 3 рубля, продавщица мне её выгладила, я надел её поверх своей опозоренной бобочки, и мне стало тепло и уютно. (Удивительной прочности оказалась эта моя единственная покупка в Киеве — и через 15 лет отец носил эту рубашку во время дежурств на пасеке.)
Ребят не было, и за них было тревожно, но открылась столовая, мы зашли в числе первых, и я взял с пылу с жару огромный свиной эскалоп с пюре, Цал по инерции тоже им соблазнился, но ему было плохо: он попытался ковырнуть еду, но сразу позеленел. Пришлось другу помочь: я съел и свою, и его порцию, после чего у меня жизнь стала лучше, жить стало веселее. Появилась надежда, что черную полосу жизни сменила белая.
Стали совещаться, куда может поехать экскурсия запорожцев сегодня? Пришли к выводу, что быть в Киеве и не посетить Киево-Печерскую лавру нельзя, следовательно, нужно ехать туда и надеяться, что у Брата тоже на это ума хватит. Сели в троллейбус, доехали: на площади перед Лаврой стоят в ряд несколько десятков туристских автобусов, и мы немедленно увидели наш. Дело в том, что он в Запорожье возил французов, и справа на лобовом стекле у него красовался большой плакат с француженкой и украинкой в национальных одеждах с надписью на французском и русском языках: «Общество франко-советской дружбы». Ура! Одних нашли! Подходим, возле автобуса толпа зевак что-то рассматривает. Расталкиваем толпу, в которой перекатывается уважительный шепот: «Французские хиппи!» — и видим: в тени от автобуса на асфальте лежат матрасы, вокруг бутылки с пивом, а на матрасах наша потерянная четверка. Лежат молча и вид у них такой, что краше в гроб кладут. Брат нас заметил: «Е… вашу мать, вы где шлялись?!» Толпа немедленно посуровела и стала расходиться с гневными тирадами: «Хулиганье! Развалились тут! Куда милиция смотрит!» Я, конечно, тоже Брату высказал за то, что они нас в Гидропарке бросили, но радость встречи нейтрализовала все претензии.
Выяснилось, что дрались мы с теми же жлобами, которые задирались и днем, но было их больше. Опасаясь милиции, ребята побоялись и оставаться на турбазе, и ехать на метро, и как-то пешком добрались до Киева, и там переночевали в троллейбусах, оставленных на ночной отстой. Цал присоединился к умирающим, а я смог убедить только Шпанского собрать волю в кулак и идти осматривать Киев. Тем более что нам надлежало загладить вину перед девушками, если их еще не увели у нас туристы из каких-нибудь других автобусов. И мы добросовестно осмотрели всё, что полагалось по программе экскурсии — и пещеры лавры, и булаву Богдана Хмельницкого и т. д. и т. п., что, кстати, было очень интересно. По пути мы всячески обращали внимание наших подруг на то, какие мы хорошие, а то, что мы их прошлой ночью бросили, так это просто несчастный случай, который больше не повторится. К Аскольдовой могиле девчонки уже позволяли угощать себя мороженым, а ночью оправдали все наши смелые надежды.
Потом, когда я часто в компаниях рассказывал эту историю, Борисов только ухмылялся и авторитетно говорил:
— Если бы мы тогда не напились, то тебе бы, Митя, и вспоминать о Киеве было бы нечего.
Отчасти это так.
Я стараюсь обо всем этом писать с юмором, понимая, что помимо молодежи это могут читать и умные люди, а они ужаснутся вместе со мной — боже, какими же балбесами мы были!
Лет через 15 после описываемых событий меня послали в командировку в Никополь на один день, вернее, в сумме других заданий по командировке мне нужно было сделать какое-то дело и на Никопольском заводе ферросплавов. |