Вот какого эффекта добивался Гримо. Должны быть очевидцы прихода к нему Флея в субботу вечером. Флей входит к нему в кабинет, и они остаются вдвоем. Потом слышатся звуки ссоры, потасовки, выстрела и падения тела. Дверь открывают, обнаруживая одного Гримо со скверной на вид, но поверхностной раной от пули, царапнувшей бок. Никакого оружия не найдено. Из окна свешивается веревка, принадлежащая Флею, по которой тот якобы спустился вниз. Вспомните, что прогноз на тот вечер обещал отсутствие снега, так что разглядеть следы было бы невозможно. «Флей думал, что убил меня, — сказал бы Гримо. — Я притворился мертвым, и он сбежал. Нет, не натравливайте на беднягу полицию — я серьезно не пострадал». А на следующее утро Флея обнаружили бы мертвым в его собственной комнате. Рядом валялся бы револьвер, а на столе лежала бы записка о самоубийстве, извещающая, что он застрелился в отчаянии при мысли, что убил Гримо… Вот, джентльмены, иллюзия, которую Гримо намеревался создать.

— Но как он это проделал? — осведомился Хэдли. — И в любом случае это ему не удалось!

— Да. Понимаете, план не сработал. О его более поздней части — иллюзии Флея, якобы входящего в кабинет Гримо, когда сам Флей должен был лежать мертвым в доме на Калиостро-стрит, — я расскажу в свое время. Гримо с помощью мадам Дюмон уже сделал определенные приготовления.

Он договорился с Флеем о встрече в его комнате над табачной лавкой в субботу в девять вечера для денежного расчета. Как вы помните, Флей, радостно бросив свою работу и уничтожив реквизит, покинул театр около четверти девятого.

Гримо выбрал этот вечер, так как, следуя постоянному обычаю, проводил все субботние вечера один в своем кабинете, не позволяя никому его беспокоить ни по какой причине, а также потому, что должен был уйти и вернуться через дверь в полуподвал, где находилась комната Энни, у которой субботний вечер был выходным. Вспомните, что после того, как Гримо поднялся к себе в кабинет в половине восьмого, никто не видел его, пока он сам не открыл дверь без десяти десять, чтобы впустить посетителя. Правда, мадам Дюмон утверждала, что говорила с ним в кабинете в половине десятого, когда забирала кофейный поднос. Позже я объясню, почему не поверил этому заявлению. Факт в том, что тогда Гримо находился не в кабинете, а на Калиостро-стрит. Мадам Дюмон было велено прятаться у двери кабинета в девять тридцать и выйти под каким-нибудь предлогом. Почему? Потому что Гримо приказал Миллсу подняться наверх в половине десятого и наблюдать за дверью кабинета из комнаты, выходящей в коридор. Миллс должен был стать жертвой иллюзии, созданной Гримо. Но если бы по какой-то причине Миллсу пришла в голову мысль поговорить с Гримо или повидать его, Дюмон, поджидающая в арке, должна была отогнать его от двери.

Почему Миллса выбрали в качестве жертвы иллюзии? Потому что, несмотря на предельную добросовестность, заставляющую его педантично выполнять все инструкции, он так боялся «Флея», что не стал бы вмешиваться, когда полый человек поднимался бы по лестнице. Миллс не только не должен был атаковать человека с фальшивым лицом в опасные моменты перед тем, как тот войдет в кабинет, но даже выходить из своей комнаты. Ему велели оставаться там, и он так бы и сделал. Наконец, его выбрали из-за очень маленького роста — этот факт вскоре станет понятным.

Миллсу приказали подняться наверх и наблюдать, начиная с половины десятого, поскольку полый человек должен был появиться только чуть позже (хотя фактически тот опоздал). Обратите внимание на несоответствие: Миллсу назвали половину десятого, а Мэнгену — десять! Причина очевидна. Кто-то должен был находиться внизу, дабы удостоверить, что посетитель действительно вошел через парадную дверь, как сказала мадам Дюмон. Но Мэнген мог проявить любопытство относительно визитера и даже напасть на него, если бы Гримо, шутя, не предупредил его, что посетитель, вероятно, не придет вовсе, а если придет, то вряд ли раньше десяти.