Что касается остальных, у Энни был свободный вечер, Дреймена снабдили билетом на концерт, Бернеби играл в карты, а Петтис отправился в театр. Путь был свободен.

Минут за десять до девяти Гримо выскользнул из дома, воспользовавшись дверью из полуподвала. Неприятности уже начались — вопреки прогнозу был сильный снегопад. Но Гримо не считал это серьезным осложнением. Он надеялся, что успеет сделать свое дело и вернуться к половине десятого и что снег будет идти достаточно обильно, скрыв оставленные им следы и не вызвав никаких комментариев по поводу отсутствия следов посетителя, якобы спустившегося из окна. В любом случае он зашел уже слишком далеко, чтобы отступать.

Покидая дом, Гримо захватил с собой очень старый и не поддающийся отслеживанию кольт, заряженный всего двумя пулями. Не знаю, какую он надел шляпу, но на нем было ярко-желтое твидовое пальто в крапинку. Гримо специально купил пальто на несколько размеров больше и такой расцветки, какую никогда не носил, чтобы никто его не узнал. Он…

— Минутку! — прервал его Хэдли. — Как насчет пальто, меняющего цвет? Это должно было произойти раньше.

— Я снова вынужден просить вас подождать, пока мы не доберемся до последней задуманной им иллюзии. Фокус с пальто являлся ее частью.

Гримо собирался навестить Флея и завязать с ним дружеский разговор, звучащий примерно так: «Ты должен бросить эту берлогу, брат! Теперь я позабочусь о твоих удобствах. Почему бы тебе не оставить эти бесполезные пожитки и не перебраться в мой дом? Отдай хозяину этот хлам вместо предупреждения об отказе от аренды!» Целью было заставить Флея написать для домовладельца двусмысленную записку типа «Я ухожу навсегда» или «Я возвращаюсь в свою могилу», которую можно будет интерпретировать как сообщение о самоубийстве, когда Флея найдут мертвым с револьвером в руке.

Доктор Фелл склонился вперед:

— После этого Гримо достал бы свой кольт, прижал его к груди Флея и, улыбаясь, спустил курок.

Это был верхний этаж пустого дома. Вы видели, какие там толстые и крепкие стены. Хозяин жил в полуподвале и был самым нелюбопытным человеком на Калиостро-стрит. Никакой выстрел, тем более из револьвера, прижатого к телу жертвы, не мог быть слышен. Тело бы обнаружили не ранее следующего утра. А что бы тем временем делал Гримо? Убив Флея, он нанес бы себе из того же оружия легкую рану, даже если бы пришлось всадить пулю в мягкие ткани — по маленькому эпизоду с тремя гробами мы знаем, что у него были стальные нервы и железный организм. Потом Гримо оставил бы оружие рядом с Флеем, хладнокровно прижал бы к ране носовой платок или вату — под пиджаком, но поверх рубашки, — прикрепил бы их пластырем и вернулся бы домой проделывать трюк, доказывающий, что Флей приходил к нему. Ни у какого жюри на дознании не возникло бы сомнения, что Флей выстрелил в Гримо, вернулся на Калиостро-стрит и застрелился из того же револьвера. Это было преступление, повернутое задом наперед.

Как я говорил, Гримо намеревался все это сделать. Если бы он исполнил свои намерения, я сомневаюсь, чтобы у нас могли возникнуть сомнения в самоубийстве Флея.

В осуществлении этого плана была только одна трудность. Если бы увидели, как кто-то входит в дом Флея — даже не узнав в нем Гримо, — самоубийство выглядело бы куда менее убедительно. С улицы в дом только один вход — дверь рядом с табачной лавкой. К тому же на Гримо было бросающееся в глаза пальто, в котором он ранее приходил на разведку. (Между прочим, Долбермен — табачник — видел его околачивающимся вокруг.) Но Гримо нашел решение проблемы в тайной квартире Бернеби.