— Вы хотите сказать, что он что-то обнаружил?

— Или хотел, чтобы мы так думали, — фыркнула Розетт. — Дреймен вошел сюда, как обычно, натыкаясь на стены, и спросил, как найти вас. Бойд осведомился, что случилось…

— Он вел себя так, словно… ну, открыл нечто важное?

— Да, пожалуй. Мы оба чуть не подпрыгнули…

— Почему?

— Вы бы тоже так сделали, если бы были невиновны, — холодно произнесла Розетт, потирая ладони, словно они замерзли. — Мы спросили, в чем дело. Он помялся и ответил: «Я обнаружил, что у меня в комнате кое-что пропало, и это напомнило мне что-то, о чем я позабыл вчера вечером». Потом он начал нести какой-то вздор о подсознательной памяти. Все сводилось к какой-то галлюцинации — якобы, когда он лежал в кровати вчера вечером, приняв снотворное, кто-то вошел в его комнату.

— Перед… преступлением?

— Да.

— И кто же это был?

— В том-то и дело, что он либо не знал, либо не хотел говорить, а может, все это ему просто приснилось. Вероятно, так оно и было. Когда мы стали его расспрашивать, он похлопал себя по лбу и заявил: «Право, не могу сказать». Боже, как я ненавижу людей, которые не желают объяснить, что они имеют в виду! Мы оба вышли из себя…

— Да нет, Дреймен — неплохой старикан, — вмешался Мэнген, которому явно было не по себе. — Черт возьми, если бы я не сказал ему…

— Не сказали что? — быстро спросил Хэдли.

Мэнген сгорбился, мрачно уставясь на огонь:

— Я сказал: «Ну, если вы так много обнаружили, почему бы вам не подняться на место преступления и не попытаться обнаружить что-нибудь еще?» Конечно, я был сердит. Дреймен с минуту молча смотрел на меня, потом ответил: «Пожалуй, я так и сделаю. Лучше убедиться» — и сразу же вышел. А минут через двадцать мы услышали грохот, как будто кто-то падал с лестницы… Понимаете, мы не покидали комнату, хотя… — Он внезапно осекся.

— Можешь продолжать, — равнодушно сказала Розетт. — Мне все равно. Я хотела проскользнуть следом за Дрейменом и понаблюдать за ним, но мы этого не сделали. А через двадцать минут услышали, как он ковыляет вниз по лестнице. Потом, когда он, очевидно, шагнул на последнюю ступеньку, раздался звук падения. Бойд открыл дверь, и мы увидели, что Дреймен лежит, согнувшись пополам. Его лицо было искажено, вены на лбу вздулись и посинели. Конечно, мы тут же вызвали врача. Дреймен не мог ничего объяснить — только твердил о «дымоходах» и «фейерверках».

Эрнестина Дюмон оставалась неподвижной, не отрывая взгляда от огня. Миллс нервно шагнул вперед.

— Если вы позволите мне продолжить повествование, — сказал он, — я, возможно, сумею заполнить пробел. Конечно, с разрешения пифии…

— Ба! — воскликнула женщина. Ее лицо было в тени, но Рэмпоул видел, как сверкнули ее глаза. — Неужели вам всегда нужно говорить глупости? Пифия то, пифия это… Отлично! Я в достаточной степени пифия, чтобы знать: ни вы, ни моя малютка Розетт не любили бедного Дреймена. Господи, да что вы понимаете в людях? Возможно, Дреймен немного сумасшедший, возможно, он ошибается или одурел от снотворного, но он хороший человек, и, если он умрет, я буду молиться за его душу.

— Я могу… э-э… продолжать? — осведомился Миллс.