— Это моя вина, Хэдли, — признал он. — Утром я говорил вам, что едва не сделал величайшую ошибку в своей жизни. Я был загипнотизирован братцем Анри и больше ни о чем не мог думать. Теперь вы понимаете, почему мы так мало знали о третьем брате — настолько мало, что я благодаря своей самоуверенности изобретал самые фантастические объяснения.

— Ну, признание ошибок нам ничем не поможет. Как мы теперь собираемся объяснить эти безумные слова Флея? Личная вендетта! Месть! Теперь, когда все это отпало, у нас нет ни единой зацепки! Если исключить мотив мести Гримо и Флею, что нам остается?

Доктор Фелл весьма злобно взмахнул тростью.

— Неужели вы не видите, что нам остается? — рявкнул он. — Не видите объяснения этих двух убийств, которое мы должны принять или отправиться в сумасшедший дом?

— Вы имеете в виду, что кто-то обстряпал все так, чтобы это походило на работу мстителя? — осведомился суперинтендент. — Сейчас я в таком состоянии, что мог бы поверить почти всему. Но это кажется мне слишком изощренным. Откуда настоящий убийца мог знать, что мы станем копаться в таком далеком прошлом? Мы бы никогда этого не сделали, если бы не несколько случайностей и не ваше присутствие. Как мог убийца знать, что мы свяжем профессора Гримо с венгерским преступником, с Флеем и всеми прочими? Мне это представляется ложным следом, который уж очень хорошо спрятан.

Хэдли ходил взад-вперед, постукивая кулаком по ладони.

— Кроме того, чем больше я об этом думаю, тем более запутанным это становится! У нас были чертовски веские причины полагать, что этих двоих убил третий брат, и, честно говоря, я все сильнее сомневаюсь, что Никола мертв. Гримо ведь сказал, что его застрелил третий брат, а когда человек умирает и кто-то знает это, что может заставить его лгать? Или… Погодите! Вы полагаете, что он мог иметь в виду Флея? Что Флей пришел сюда, застрелил Гримо, а потом кто-то застрелил его самого? Это многое объяснило бы…

— Прошу прощения, — вмешался Рэмпоул, — но разве это объяснило бы, почему Флей продолжал говорить о третьем брате? Либо братец Анри мертв, либо нет. Если он мертв, какая у обеих жертв могла быть причина лгать о нем? В таком случае он должен быть живым призраком.

Хэдли взмахнул портфелем.

— Знаю. Это и выводит меня из себя! Мы должны кому-то поверить, и кажется более разумным верить словам двоих человек, которые были застрелены им, чем телеграмме, которая может быть ошибочной или написанной под чьим-то влиянием. Или же… хм! Предположим, он действительно мертв, но убийца притворяется мертвым братом, который ожил. — Суперинтендент кивнул и посмотрел в окно. — Думаю, становится теплее. Это объясняет все несоответствия, верно? Настоящий убийца выдает себя за человека, которого никто из других братьев не видел почти тридцать лет. Когда произойдут убийства, и мы нападем на его след — вернее, если нападем, — то мы припишем все элементарной мести. Как вам такая версия, Фелл?

Доктор Фелл, нахмурившись, ковылял вокруг стола.

— Неплохо… в качестве маскировки. Но как насчет подлинного мотива убийства Гримо и Флея?

— О чем вы?

— Должна быть связующая нить, не так ли? Для убийства Гримо могло существовать множество мотивов — явных и скрытых. Миллс, мадам Дюмон, Бернеби — кто угодно мог его убить. Точно так же кто угодно мог убить Флея, но не из того же круга людей. Зачем кому-то из окружения Гримо убивать Флея, которого никто из них, вероятно, раньше не видел? Если эти убийства — дело рук одного человека, то где связующее звено? Уважаемый профессор из Блумсбери и странствующий актер с тюремным прошлым. Что в сознании убийцы может связывать этих двоих, если эта связь не уходит корнями в давние времена?

— Я могу назвать одну особу, которая в прошлом была связана с обоими.