Пралине, помадку и берленго. Ей нравится мята?
— Кажется, да.
— Тогда положим еще мятные пастилки и маршмеллоу. И несколько фиалковых конфеток. Когда вы ждете?
— Что? — удивился Жозеф, завороженный вазой с карамелью.
— Роды.
— Не раньше июля.
— Имя уже выбрали?
Эрманс Герен задавала вопросы не из интереса, а из соображений профессиональной вежливости.
— Если будет девочка, то Эванджелина, а если мальчик — Сагамор.
— Это христианские имена? — удивилась кондитерша.
— Мои тесть и теща — американцы. Боже, какой же я болван, забыл про цукаты! У вас они есть? — спросил он.
— Цукатами торгует пирожник.
— Моя матушка собралась печь торт, и если я не добуду для нее цукаты…
— Мне очень жаль, мсье, но у меня они кончились. Больше ничего не желаете?
— Да, это все, а за драже для крестного отца я приду потом.
— Вы живете в нашем квартале? — спросила мадам Герен, отсчитывая сдачу.
— В прошлом месяце переехали на бульвар Мажента. Там немного шумно, но зато очень удобно. И передайте привет вашей дочери Софи от моей жены.
Удар был нанесен так внезапно, что Эрманс Герен на мгновение утратила невозмутимость. Она почти сразу взяла себя в руки, но, когда ответила Жозефу, голос ее звучал неуверенно:
— Вы ошибаетесь, у меня нет дочери.
— Ну как это нет? Старик Сильвен был трезв, когда дал мне ваш адрес. А моя супруга — давняя подруга вашей Софи.
— Повторяю, мсье, это ошибка.
— Понимаю, вам не хочется признаваться из-за шумихи вокруг «процесса детоубийц», но, раз уж мы заговорили о прошлом, моя сладчайшая половина тоже была в числе обвиняемых. Так что мы с вами в одной лодке.
Побледнев как полотно, Эрманс дрожащей рукой тщетно пыталась убрать под чепчик невидимую прядь.
— Кто вы? — прошептала она.
— Друг хромого.
Она покачала головой.
— Оставьте меня в покое, уходите.
— Вы приютили свою дочь Софи, мадам Герен, признайте это. Мы знаем, почему она вернулась из Америки. Передайте ей это. Спасибо за конфеты! — произнес он и помахал пакетиком, перевязанным розовой шелковой ленточкой.
«Патр… Виктор будет мной доволен, я провел допрос на высшем уровне!» — похвалил себя Жозеф, шагая к омнибусу.
Его надежды, вопреки ожиданиям, не оправдались. Виктор выслушал доклад в подвале книжной лавки и недовольно нахмурился.
— Вы разворошили муравейник, теперь все всполошатся — вдова, ее дочь, хромой и бог знает кто еще. Вы поступили крайне необдуманно!
— Так я и знал! Вскочил ни свет ни заря, помчался в Бельвиль, выудил у Миллионера первоклассные сведения, а вы…
— Признаю, вы добыли ценнейшую информацию, — с натужной улыбкой признал Виктор. — Браво, Жожо.
Жозеф счел похвалу шурина слишком скупой и решил подняться к Айрис. Он пообещал Кэндзи, что через пять минут вернется в магазин. Наверху он столкнулся с Зульмой, которая боязливо отступала к лестнице под натиском Эфросиньи. Мадам Пиньо гневалась. Держав одной руке нож, в другой морковку, она грозно рычала:
— Можете на меня жаловаться, мне все равно, здесь я командую! Если понадобится, я молотком вобью эту истину в вашу дурацкую башку!
Жозеф поцеловал мать, надеясь ее успокоить, и решил от греха подальше покинуть кухню, но на пороге обернулся и спросил:
— Тебе, случайно, ничего не говорит слово Вельпо?
Эфросинья выронила морковку. |