– А мы, видно, к тебе, дедушко Тит… – заявил нерешительно один голос, когда были проделаны все предварительные церемонии.

– Вижу, этово-тово…

Старый Тит как-то весь съежился и только заморгал глазами.

– Мы, значит, уж к тебе, дедушко, всем миром… послужи миру-то… В ходоки тебя мир выбрал, чтобы обследовать эту самую орду наскрозь.

Тит замотал головой, точно взнузданная лошадь, и пошел на отпор:

– Стар я, этово-тово… Семья у меня во какая, а замениться некем. Нет, уж вы ослобоните меня… Кого помогутнее надо выбрать.

– Нет, мир тебя выбрал… Ты уж не корячься напрасно: без твоего слова не уйдем.

– Посердитовал на меня мир, старички, не по годам моим служба. А только я один не пойду… Кто другой-то?

– Другого уж ты сам выбирай: тебе с ним идти, тебе и выбирать. От Туляцкого конца, значит, ты пойдешь, а от Хохлацкого…

– Вот разе сват… – нерешительно заявлял Тит, поглядывая на попятившегося Коваля.

– Верное твое слово, дедушко; вы сваты, так заодно идти вам в орду.

Старый Коваль не спорил и не артачился, как Тит: идти так идти… Нэхай буде так!.. Сваты, по обычаю, ударили по рукам. Дело уладилось сразу, так что все повеселели. Только охал один Тит, которому не хотелось оставлять недоконченный покос.

– Коней двенадцать голов, куды я повернусь зимой-то без сена? – повторял он, мотая головой. – Ежели его куплять по зиме, сена-то, так, этово-тово, достатку не хватит…

– Э, сват, буде тебе гвалтувати, – уговаривал Коваль. – Як уведем оба конца в орду, так усе наше сено кержакам зостанется… Нэхай твоему сену!..

Три дня ходил Тит темнее ночи и ничего не говорил своей семье. Его одолевали какие-то тяжелые предчувствия. Он веселел немного только в присутствии старого Коваля, который своим балагурством и хохлацкими «жартами» разгонял туляцкую скуку. Сваты даже уехали с покоса и за разговорами проводили время в кабаке у Рачителихи. На Тита нападали сомнения: как да что? Выпитая водка несколько ободряла его, но это искусственное оживление выкупалось наутро новым приступом малодушия. Раз он не вытерпел и заявил Ковалю решительным тоном:

– Нет, сват, этово-тово, надо сходить к попу посоветовать… Он больше нас знает.

– Пойдем и до попа, – соглашался Коваль, – письменный человек, усе знае…

Поп Сергей жил напротив церкви, в большом пятистенном деревянном доме. Он принял ходоков ласково, как всегда, и первый заговорил:

– Слышал, старички, про ваши затеи… Своего хлеба отведать захотели?

– Так вот мы и пришли, батюшко, к тебе посоветовать.

– Что же, доброе дело: ум – хорошо, а два – лучше того.

Поп усадил гостей и повел длинную, душевную беседу, а ходоки слушали.

– Отсоветовать вам я не могу, – говорил о. Сергей, разгуливая по комнате, – вы подумаете, что я это о себе буду хлопотать… А не сказать не могу. Есть хорошие земли в Оренбургской степи и можно там устроиться, только одно нехорошо: молодым-то не понравится тяжелая крестьянская работа. Особенно бабам непривычно покажется… Заводская баба только и знает, что свою домашность да ребят, а там они везде поспевай.

– Это ты верно, батюшко: истварились наши бабы, набаловались и парни тоже… От этого самого и и орду уходим, – говорил Тит. – Верное твое слово.

– Я не говорю: не ездите… С богом… Только нужно хорошо осмотреть все, сообразить, чтобы потом хуже не вышло.