Эти же ребята обладают стереотипным мышлением. Чем они интересны? Пожалуй, своей повсеместностью. Такие люди есть в любой отрасли человеческой деятельности. В науке? Да. В искусстве? Да. В общественной деятельности? Их там легионы. Куда ни кинь, везде основу составляют они. Вот почему мне так скучно. Скучно и тошно. Я очень болезненно воспринимаю серость. Я сам серею. Но ведь и такие, как точка с тире, мне тоже малоприятны? Разумеется! Эти люди вызывают у меня отвращение. Они надуманы, придуманы, высосаны из пальца. Серость, она хоть естественна. Серых делает природа, а остальных — сам человек. Нет, может, мне все же заняться моими жуликами? Кто они такие, куда они, зачем? Может, тут есть сюжет? Или будет? Скуки ради? Все равно работа не вытанцовывается. И отдых тоже не получается. Мозг постоянно занят обдумыванием дурацких комбинаций. А мне не убежать от себя. Моя профессия у меня в крови.
Итак, вчерашние гангстеры. Их цели, их биографии, прошлое, настоящее и, разумеется, будущее. Можно ли сконструировать линию поведения и предсказать конечный результат? Можно, но мало исходных данных. Нужно еще разок-другой увидеть их. Не будет ли поздно?» Питер Ик вышел из своей каюты в хорошем расположении духа. Его волосы были уложены, усы подвиты и надушены, кожа на груди хранила воспоминание о холодном душе. Тяжелый осадок ночных снов растаял, как ледок на утреннем солнце.
«На море этой безбрежной скуки и тоски, или нет, на безбрежных просторах океана скуки и тоски далеко на горизонте возник парус интереса. Незначительный такой клочочек белой материи, но как он меняет ландшафт! Только он меня и спасает, удерживает на поверхности. Моя профессия меня бережет. Нет, нет, я пе оставлю сюжет, который идет мне прямо в руки! Возможно, я опоздал и многое упустил, но и сейчас еще кое-что можно сделать. Я был непозволительно равнодушен, но у меня есть оправдание. Я устал. Я устал от сознания, что меня ненавидит моя третья жена. Нет, мои милые клоуны из первого акта должны доиграть комедию. Я буду писать о вас и сверять свой текст с жизнью. Пойдут две сюжетные линии. Одна будет конструироваться мной. Это — теоретический сюжет. Я вложу в него весь свой богатейхпий опыт. Вторая линия будет чисто репортерская. Я стану тенью бродить за своими клоунами по «Святой Марии». Я буду подслушивать их каждый вздох, подсматривать каждый шаг и записывать все большие и малые события, случившиеся с ними, — одним словом, все, что удастся узнать и выведать у болтливых официантов, матросов, пассажиров, и все, что увижу я сам. Я сравню теорию с практикой. После этой работы мне станет ясно, насколько точно работают мое воображение и память. Возможно, я так и опубликую их вместе — детектив воображаемый и детектив действительный. Это будет достаточно оригинально, чтобы произвести впечатление на широкие массы критиков. Именно критиков? Хотя, возможно, кое-кто из читателей тоже оценит новый подход. Господи!» Питер Ик остановился и осторожно прикоснулся к усам. Прямо перед ним по трапу с верхней палубы спускались трое. Две спины жуликов писатель узнал с полувзгляда, а вот кому принадлежит третья, замыкающая шествие, можно было особенно не раздумывать. Эта спина принадлежала порядку и закону, а личность при этом роли не играла.
«Простите, но ведь это, кажется, эпилог? Сюжет скомкан и уродливо обрезан! Где кульминация? Где сложная многоходовая и совершенно неожиданная развязка? Какой примитив! Кто позволил из Конан-Дойля стряпать комиксы? Дьявольщина! Все летит к черту! Мои дорогие клоуны, как же быстро вас поймали!» В узком переходе вдоль левого борта писатель снял пурпурный огнетушитель «Шелл» и, быстро оглянувшись, неслышным семенящим шагом настиг Усиса. Удар по затылку техника-электрика был мягким, почти нежным.
— Я ж говорил, что у них есть третий, — пробормотал Альдо, роняя браунинг и медленно опускаясь на колени.
Ленивец и Живчик оглянулись и увидели павшего ниц конвоира. |