Любимец двух королей, обладатель многих миллионов, пользуясь
неслыханной властью в стране, которую он по своей прихоти то будоражил, то
успокаивал, подчиняясь только своим капризам, Джордж Вилльерс, герцог
Бекингэмский, вел сказочное существование, способное даже спустя столетия
вызывать удивление потомков.
Уверенный в себе, убежденный, что законы, управляющие другими людьми,
не имеют к нему отношения, уповая на свое могущество, он шел прямо к цели,
поставленной себе, хотя бы эта цель и была так ослепительна и высока, что
всякому другому казалось бы безумием даже помышлять о ней. Все это вместе
придало ему решимости искать встреч с прекрасной и недоступной Анной
Австрийской и, ослепив ее, пробудить в ней любовь.
Итак, Джордж Вилльерс остановился, как мы уже говорили, перед зеркалом.
Поправив свои прекрасные золотистые волосы, несколько примятые мушкетерской
шляпой, закрутив усы, преисполненный радости, счастливый и гордый тем, что
близок долгожданный миг, он улыбнулся своему отражению, полный гордости и
надежды.
В эту самую минуту отворилась дверь, скрытая в обивке стены, и в
комнату вошла женщина. Герцог увидел ее в зеркале. Он вскрикнул -- это была
королева!
Анне Австрийской было в то время лет двадцать шесть или двадцать семь,
и она находилась в полном расцвете своей красоты.
У нее была походка королевы или богини. Отливавшие изумрудом глаза
казались совершенством красоты и были полны нежности и в то же время
величия.
Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, слегка выпяченная,
как у всех отпрысков австрийского королевского дома, -- она была прелестна,
когда улыбалась, но умела выразить и глубокое пренебрежение.
Кожа ее славилась своей нежной и бархатистой мягкостью, руки и плечи
поражали красотой очертаний, и все поэты эпохи воспевали их в своих стихах.
Наконец, волосы, белокурые в юности и принявшие постепенно каштановый
оттенок, завитые и слегка припудренные, очаровательно обрамляли ее лицо,
которому самый строгий критик мог пожелать разве только несколько менее
яркой окраски, а самый требовательный скульптор -- больше тонкости в линии
носа.
Герцог Бекингэм на мгновение застыл, ослепленный: никогда Анна
Австрийская не казалась ему такой прекрасной во время балов, празднеств и
увеселений, как сейчас, когда она, в простом платье белого шелка, вошла в
комнату в сопровождении доньи Эстефании, единственной из ее испанских
прислужниц, не ставшей еще жертвой ревности короля и происков кардинала
Ришелье.
Анна Австрийская сделала шаг навстречу герцогу. Бекингэм упал к ее
ногам и, раньше чем королева успела помешать ему, поднес край ее платья к
своим губам.
-- Герцог, вы уже знаете, что не я продиктовала то письмо. |