Ну что ж, Манхэттен — это все-таки центральная часть города. У причалов этого острова заканчивают путь океанские корабли. Сюда к главным городским вокзалам прибегают поезда. Здесь парадная приемная Нью-Йорка, его административный центр, его денежный мешок, его торговый прилавок, его театральные подмостки, его блеск и мишура…

— Постой, — сказал приятель. — Ведь у тебя не весь Манхэттен. Давай-ка «посмотрим еще раз твой листок.

И мы принялись обводить на плане названные в листке авеню — продольные проспекты, стрит — поперечные улицы и роуд — дороги, пересекающие зеленый прямоугольник парка в центре острова. Отведенный нам участок занимал лишь часть центральной части центрального района города. По площади это была одна шестидесятая или одна восьмидесятая всей территории Нью-Йорка.

Из продолговатой туши острова нам вырубили кусок таким образом, чтобы мы не могли попасть в места массовых собраний и митингов, например в Мэдисон сквер гарден. Возле него граница делала обходной излом, оставляя этот зал за доступными нам пределами. То же было с Колизеем. Под запретом оказалась большая часть Бродвея и… статуя Свободы!

— Вон ты из каких персон! — смеялся приятель. — Даже Маяковский разгуливал по всему Нью-Йорку, а вашего брата ограничивают. «Холодная война»… Потом, наверное, им самим будет неловко вспоминать об этом.

Потом… А каково нам сейчас? Быть в Нью-Йорке и не видеть Нью-Йорка?!

Я сложил план. На его обложке был портрет мужчины средних лет. Мужчина глядел на меня совершенно сердечно и доброжелательно. Подпись гласила, что это г-н Роберт Вагнер-младший, мэр Нью-Йорка. Под его портретом рассыпались бисерные буковки обращения к тем, кто оказывает городу честь своим посещением.

«Мы, живущие и работающие в Нью-Йорке, — писал мэр, — рады разделить все многочисленные прелести нашего великого города со всеми, кто нас посетит. Статуя Свободы в нашей гавани — это символ гостеприимства, которое распространяется на всех. Многонациональный город, население которого живет в атмосфере мира, гармонии и прогресса, Нью-Йорк — самое подходящее место для Организации Объединенных Наций… Вы найдете здесь дух подлинной дружественности… Поскорее и почаще приезжайте к нам».

— На, возьми план, — сказал мой великодушный приятель. — Жаль, конечно, все же сувенир, но тебе нужнее. В случае чего предъявляй вместо паспорта. Как же, мол, так, господа? Здесь же ясно сказано о символе гостеприимства, распространяемого на всех! Американцы — народ с юмором. Я, понятно, исключаю тех, кто придумал эту «Си-два».

Мне оставалось только поблагодарить и спрятать подарок в карман.

Утро в посольстве открыло счет моим американским дням. Их было немало. Я прожил в Нью-Йорке три осени. И если за эти три осени мне удалось повидать гораздо меньше, чем хотелось бы, то тут не столько моя вина, сколько общая беда многих людей, все еще живущих в атмосфере взаимного недоверия.

В Нью-Йорке я работал специальным корреспондентом «Литературной газеты» при штаб-квартире Организации Объединенных Наций. И мой рассказ начнется репортажем с этого международного островка посреди Нью-Йорка, с островка, где великое и смешное — рядом, где под одним куполом собираются представители большинства человечества, разделенного на два мира и множество мирков, с островка, где надежды сменяются разочарованием, а разочарование — новыми надеждами.

«Ваши Объединенные Нации»

Не нужно было развертывать на моросящем дожде карту, не требовалось расспрашивать дорогу: небоскреб секретариата ООН был врезан в осеннее небо неподалеку от гостиницы.