– Но, я думал, вы уже поговорили.

– Да, отец, – ответил Джон Нэдуэй, глядя на ковер, – мы поговорили.

– Я надеюсь, тебе удалось убедить Нормана в том, – более мягким тоном продолжал старик, – что он не должен строить эти безумные прожекты, пока мы все занимаемся бизнесом. Мой бизнес рухнет через месяц, если я попытаюсь воплотить его предложения насчет премий и партнерства. И как я могу допустить, чтобы сын использовал мое имя и на каждом углу кричал о том, что мои методы пора отправлять на свалку. Разве это разумно? Джон объяснил тебе – в твоих заявлениях нет ни капли здравого смысла?

Большое бледное лицо викария к всеобщему удивлению расплылось в ироничной улыбке.

– Да, Джон много всего такого мне объяснил, но мне тоже было что ему сказать. К примеру, я объяснил ему, что у меня так же есть свой бизнес.

– Как насчет бизнеса твоего отца? – спросил Джейкоб.

– Я как раз насчет бизнеса моего отца, – жестко отозвался священник.

Воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил угрюмый голос Джона.

– Дело в том, отец, что так не пойдет, – мрачно произнес Джон, продолжая разглядывать ковер. – Мне кажется, я сказал за тебя все, что ты мог бы сказать сам. Но Норману известны новые условия, и так дальше не пойдет.

Старый мистер Нэдуэй дернул шеей, словно пытался что-то проглотить, а затем произнес:

– Хочешь сказать, ты тоже против меня? Против меня и всего нашего предприятия?

– Я за все наше предприятие, в этом-то и дело, – ответил Джон. – По-видимому, именно мне предстоит взять на себя ответственность за него, во всяком случае, со временем. Но будь я проклят, если возьму на себя ответственность за все эти старые методы ведения дел.

– Деньги, заработанные старым методом, тебя, похоже, не огорчают, – яростно воскликнул отец. – А теперь ты являешься ко мне с этим бессмысленным и слюнявым социализмом.

– Мой дорогой папа, – произнес Джон Нэдуэй, флегматично глядя на отца, – ты считаешь, что я похож на социалиста?

Миллисент, в качестве стороннего наблюдателя окинув взглядом всю его плотную привлекательную фигуру – от ботинок, начищенных до блеска, до волос, до блеска напомаженных, – с трудом подавила смешок.

Тут воцарившуюся тишину прорезал звенящий страстью голос Нормана Нэдуэя:

– Мы должны очистить имя Нэдуэев.

– Ты осмеливаешься утверждать, – возмущенно закричал старик, – что мое имя нуждается в очищении?

– По новым меркам, да, – после паузы ответил Джон.

Старый коммерсант, неожиданно молча опустившись в кресло, обернулся к секретарше, как будто встреча была окончена.

– Я только что понял: сегодня вечером вы мне не понадобитесь, – произнес он. – Вам не помешает немного отдохнуть.

Миллисент нерешительно поднялась со стула и направилась к французскому окну, выходящему в сад. Бледное вечереющее небо внезапно превратилось в ночное, потому что из-за темных деревьев поднялась большая блестящая луна, исчертив серо-зеленые лужайки длинными тенями. Девушку всегда удивлял тот факт, что в этом саду и даже нелепом доме, населенном такими прозаичными людьми, есть что-то романтическое.