Конан прикончил кувшин, огляделся по сторонам и решил, что тревоги Хирталамоса отнюдь не беспочвенны. В доме его было чем поживиться! Даже выходившая во внутренний двор просторная терраса, на которой они пировали, поражала роскошью: везде - туранские ковры, серебряные да позолоченные лампады, алебастровые вазы из Коринфии и кхитаские фарфоровые безделушки. Слева, перед женскими покоями, ковры были особенно мягки и пушисты; там стояли три ложа, а под ними - сундуки, наверняка с богатыми одеждами хирталамосовых жен. Длинная терраса пятью ступенями спускалась в сад, зеленый и тенистый, с бассейном, цветниками и полудюжиной фонтанов. Жилище купца охватывало двор и сад с юга, а с севера виднелось за деревьями еще какое-то строение из желтого кирпича, соединенное с домом с обеих сторон высокими, в два мужских роста стенами и огороженное решеткой. За ней бродили довольно крупные птицы с ярким оранжево-золотистым оперением; как показалось Конану - петухи. Это его слегка удивило: в садах у шадизарских вельмож обычно разгуливали фазаны и павлины. С другой стороны, почтенный Хирталамос был все же купцом, а не благородным нобилем, и, вероятно, его тщеславие не простиралось дальше петухов.

    – Да, сотня шакалов не заменит одного льва, - повторил хозяин, придвигая гостю новый кувшин аргосского, - и потому, светоч силы, решил я обратится к тебе. Нет клинка в Шадизаре быстрей твоего, и клинок тот - в крепких руках… да, в крепких и искусных… А еще говорят, что видишь ты в темноте, как пантера из вендийских лесов, и что боги даровали тебе такую мощь, какой не владел ни единый сын человеческий со времени Великого Потопа… Верно ли это? - Купец, прищурившись с хитринкой, оглядел могучую фигуру киммерийца.

    – Погляди и убедись, - буркнул тот, протягивая руку к массивной серебряной чаше. Мгновение - и стенки ее смялись в огромном кулаке, словно вылепленные из сырой глины. Затем Конан посмотрел на свой меч, лежавший у правого колена, но вынимать его из ножен на стал: тут, на веранде, среди ковров и хрупких сосудов, не имелось ничего, на чем можно было бы продемонстрировать свою силу.

    Он поднял взгляд на Хирталамоса и произнес:

    – Клянусь Кромом! Ты, похоже, собираешься нанять меня охранником?

    – Хранителем, сын мой, почетным хранителем! Что есть охранник, что есть сторож, страж? Наемный пес, и только! Пфа! - купец презрительно фыркнул. - Ты же три ночи будешь хранителем самого главного моего богатства, самого ценного имущества, самых дорогих надежд, что важней мне остатка жизни!

    "О женах он, что ли, говорит?" - подумал Конан, покосившись влево. Там, на окнах, глядевших в сад, чуть заметно колыхались полупрозрачные шторы, а за ними сверкали три пары горячих женских глаз. Из предыдущего разговора он уже знал, что жен у почтенного Хирталамоса целых три; все они были молоды и хороши собой. Белокурую Лелию купец вывез с севера, из гандерланда, черноволосую кхитаянку То-Ню приобрел в Шангаре, на невольничьем рынке; что касается рыжей Валлы, то она была местной, заморанкой. Судя по мягким коврам да сундукам с нарядами, жилось им у Хирталамоса неплохо, но молодой гость все же привлекал жадные женские взоры. И немудрено: хоть Конану еще не исполнилось двадцати, в Шадизаре допрешь не видывали мужчин такого роста и богатырской стати. Да и слава киммерийца, репутация отчаянного рубаки, человека добычливого, удачливого и щедрого, привораживала женщин; видать, Лелия, То-Ню и Валла о делах его были понаслышаны предостаточно, и теперь, схоронившись за занавесками, глаз с гостя не спускали.

    Конан хмыкнул, сделал глоток из кувшина и уперся взглядом в трехзубчатую бороду Хирталамоса.