|
– „Вот именно, что дешево! – фыркает этот стилист. – Но, если вы настаиваете, я, так и быть, это уберу. А тут вас что смущает?“ – Я говорю: „У вас написано, что герою заплатили гонорар в рейхсмарках“. – „Ну и что?“ – „Но у вас же дело происходит в наши дни“. Он смотрит на меня как баран на новые ворота. „Сейчас, – объясняю, – нет рейхсмарок – хотя бы потому, что нет и самого рейха“. – „Но деньги же так называются!“ – „Нет, отвечаю, они называются просто „марки“ или, на худой конец, „дойчмарки“. – „Вы уверены?“ – „Уверена!“ – „Вероятно, я что-то спутал. Но надо еще уточнить“. – «Уточняйте!“ А при этом морда у него наглая, и смотрит он на меня как на какую-то вошь, которая его, гениального, посмела укусить.
Вероятно, Тата могла бы долго еще продолжать о господине Тушилове, но тут на кухню явилась Иришка: – Ой, как вкусно пахнет! Грибочки! Класс! Мам, ты опять про своих усосков? – Про кого? – не расслышала Софья Давыдовна. – Она моих авторов усосками зовет, – засмеялась Наталия Павловна. – Ну, судя по твоим рассказам, она недалека от истины, – заметила Софья Давыдовна, хватая со стола соленый огурчик. – Ужас, как жрать охота. – Сейчас, сейчас, сметанки добавлю… – Ну, Ирина, что у тебя в школе? Как успехи? – обратилась к девочке Софья Давыдовна. – Тоска смертная, – пожала плечами та, – жду не дождусь каникул. – А на каникулах что? – Да так… есть кое-какие идеи, – смутилась вдруг Ириша. И поспешила переменить тему: – Давыдовна, а как моя любименькая тетя Берта? – Вот придешь к нам Восьмого марта, увидишь свою любименькую. – А что такое будет Восьмого марта? – Женский день, забыла? – Да, вылетело из головы, что вы всегда в этот день тусуетесь. – Придешь? – Ну я еще не знаю… – Хватит болтать, Ирина, руки помыла? Тогда садись! – распорядилась Наталия Павловна. Она была рада, что неожиданно явилась Соня и теперь не придется коротать вечер вдвоем с дочерью, которая явно изнывала от жалости к ней. Поев, Ириша спросила: – Мам, можно я к Машке пойду, а? – Можно. Только не очень засиживайся. – Ладно! И она убежала. – Сонька, какая ты умница, что пришла… А то Иришка из-за меня торчит вечерами дома как приклеенная. А ей это скучно. – Я не пойму, она вроде даже не очень расстроена? – Расстроена, еще как расстроена, но ей ведь всего пятнадцать. Не лить же слезы с утра до вечера, правда? – А в тридцать девять надо лить? – ласково усмехнулась Соня. – Но оснований-то больше… Знаешь, мне Ирка рассказывала, что видела летом, как Илья к Алиске приставал и получил от нее по морде. А к тебе случайно не подкатывался? – Подкатывался. Сколько раз, – со вздохом призналась Соня. – Но и тут обломался… Не повезло ему с подругами жены. – Кошмар! А я-то думала… – Ничего ты не думала! Да и он ничего не думал, а цеплялся просто по пьяни. Ох, как же мне все надоело! – вдруг проговорила Соня. – Что тебе надоело? – испуганно спросила Тата. – Все, Татка. Я влюбиться хочу! Хочу замуж! Ребенка хочу! – Сонька, но как же… Ты ведь всегда говорила… – Мало ли что я говорила! Я, Татка, плакаться не люблю, вот и выдумываю себе… И не верь ты никому, все бабы одного хотят. |
