– Чушь какая! – возмутился он.

– Так ли это невероятно? – спросила Оливия.

– Но это не так, – сердито проговорил Том.

– А Малколм уверен в обратном, – многозначительно проговорила она. – Я лишь предупреждаю тебя, Томас, что по горячности Малколм способен на многое. Тогда мы оба, и ты и я, будем в убытке.

Том Рассел тяжело вздохнул и, ехидно улыбнувшись, сказал Оливии, которая с замиранием сердца буквально ловила каждое его слово:

– Тогда пусть поторопится и избавит нас обоих от головной боли. Передай ему этот мой дружеский совет.

– Как ты можешь так говорить?! Да и потом, никогда Малколм не слушал, что я ему втолковывала, и теперь не послушает… Постой, Томас. А как он поведет себя, если узнает, что у тебя есть другая женщина? А что? Правда, позволим ему думать, будто это так. Быть может, он смягчится, умерит свои требования, удовольствуется тем, что я готова ему уступить?

Тому стоило труда, чтобы не разразиться хохотом в темном и узком проходе кафедрального собора.

– Что за бредовые идеи теснятся в твоей головушке, бедная?! – с откровенной издевкой спросил он, доверительно склонившись к ее уху.

– А по-моему, идеальный выход…

– Оливия, забудь. Я не собираюсь делать из своей личной жизни театральную постановку для этого мракобеса.

– С тобой невозможно ни о чем договориться, – с досадой произнесла Оливия. – Я бы на твоем месте просто наняла какую-нибудь девицу, заплатила ей деньги, и она подтвердила бы что угодно…

– Лив, я не хочу это даже обсуждать, – строго пресек собеседницу Том.

– Иногда ради великой цели приходится идти и на компромиссы, – назидательно произнесла она.

– Ты так веришь в то, что причина жадности Малколма в его ревности? – недоверчиво спросил Том.

– Я убеждена в этом. Я слишком хорошо знаю его, – кивнула Оливия.

Отзвучали реквиемы, были произнесены речи, которые мало чем отличались одна от другой, и все вместе говорили о том, что не стало славного австралийца, щедрого благотворителя, человека, способного поступиться своими интересами ради общественных.

С огромным пиететом выслушали выступление сына, который в очередной раз сурово объявил, что его отец никогда «не расточал нажитых сомнительными махинациями доходов, чтобы угождать своим порокам и постыдным слабостям». Он сказал это так, словно действительно у кого-то из присутствующих имелись обоснованные сомнения на этот счет…

Томас слышал, как затруднено дыхание девушки, чувствовал, как грудь теснится, смущаясь столь близкого касания, как напряжены ее члены, захваченные властными объятьями, как пугливо вырывается струйка теплого воздуха из ее полуоткрытого рта, боясь обжечь его кожу порывистым выдохом.

Кэт в очередной раз звучно и поспешно вобрала в себя воздух и вздрогнула, ощущая на своих плечах и спине настойчивое давление его рук.

Он бесцеремонно заглядывал в ее распахнутые зеленые глаза, постигая эту подернутую легким туманом бездонную морскую глубину. Розовый бутончик рта, волнуемый неровным дыханием, безумно волновал его. Необузданным своим воображением Том уже впился зубами в эти влажные губы, он уже тянул из их мякоти сладостный сок, с которым в него перетекала ее сила, ослабевал протест, воцарялась податливость желанной плоти.

Практика подсказывала, что перед ним не столько привлекательная женщина, сколько воплощенный в образе «классической блондинки» агент коварства. Шпионаж и конкурентная борьба шли рука об руку и нередко действовали посредством таких обманчивых и соблазнительных женских форм.