– А как ты думаешь, если бы он знал, что я простой рядовой, он не передал бы меня моментально полевому жандарму?
– Нет, я этого не думаю, – сказал Эл. – Они такие же люди, как мы с тобой. Офицеры тоже до смерти боятся, как бы не проштрафиться; они не станут вредить человеку без причины.
– Собачий вздор! – воскликнул Крисфилд. – Они обожают ездить на людях. Простой человек для них хуже собаки. Я бы пристрелил любого из них так же легко, как какого-нибудь негра.
Эндрюс наблюдал за лицом Крисфилда – оно вдруг вспыхнуло; он сразу замолчал. Когда его глаза встретились со взглядом Эндрюса, в них отражался страх.
– Среди офицеров бывают разные люди, хорошие и плохие, так же как и среди нас, – настаивал на своем Эл.
– Чертово дурачье, будет вам спорить! – закричал Смидди. – Надо решить, что делать. Здесь больше небезопасно оставаться, по-моему.
Все замолчали. Наконец Крисфилд сказал:
– Что ты будешь делать, Энди?
– Сам не знаю. Я думаю отправиться в Сен-Жермен – у меня там есть знакомый молодчик, который работает на ферме. Посмотрю, может быть, устроюсь там на работу. Я не хочу оставаться в Париже. Потом, здесь живет одна девушка, которую я хочу повидать; мне нужно видеть ее. – Эндрюс вдруг замолчал и зашагал взад и вперед по комнате.
– Ты бы лучше поостерегся; тебя, вероятно, расстреляют, если поймают, – сказал Слиппери.
Эндрюс пожал плечами.
– Ну что ж, я предпочел бы быть расстрелянным, чем сесть в Ливенуортс на двадцать лет, клянусь Богом! – воскликнул Эл.
– Как вы здесь питаетесь? – спросил Слиппери.
– Покупаем провизию, а девушка варит нам.
– Готовили что-нибудь сегодня?
– Я схожу куплю чего-нибудь, – сказал Эндрюс. – Мне безопаснее выходить на улицу, чем вам.
Крисфилд спустился по лестнице вслед за Эндрюсом. Когда они дошли до коридора внизу, он положил руку на плечо Эндрюса и прошептал:
– Скажи, Энди, как ты думаешь, выйдет какой толк из этой революции? Я никогда не думал, что они смогут опрокинуть строй таким образом.
– В России сделали же.
– Тогда мы будем свободными, штатскими гражданами, какими мы были до войны? Но это невозможно, Энди, это невозможно!
– Увидим, – сказал Эндрюс, открывая дверь в бар.
Он возбужденно подошел к Ходе, сидевшему за рядами бутылок, стоящих на стойке.
– Ну, как дела?
– Где?
– У Западного вокзала, где строили баррикады.
– «Баррикады»! – воскликнул молодой человек с красным шарфом, пивший вино за столиком. – Они просто сломали несколько железных решеток вокруг деревьев – вот и вся баррикада! Трусы! Где только их атакуют, они бегут. Вонючие трусы!
– Как вы думаете, выйдет что-нибудь?
– Что же может выйти, когда нет никого, кроме оравы грязных трусов?
– А вы как думаете об этом? – спросил Эндрюс, повернувшись к Ходе.
Ходя вместо ответа покачал головой. Эндрюс вышел.
Когда он вернулся, он нашел в комнате только Эла и Крисфилда. Крисфилд ходил взад и вперед, кусая ногти. На стене против окна светился четырехугольник солнечного света, отраженного противоположной стеной здания суда.
– Ради Бога, Крис, уходи. Я вполне здоров, – сказал Эл слабым, плачущим голосом; лицо его было искажено страданием.
В чем дело? – воскликнул Эндрюс, поставив на пол большой пакет.
Слиппери видел военного полицейского – он вертелся на тротуаре против кабачка и что-то вынюхивал. |