|
Графиня говорит, что там, в Скоробогатии, – сплошной обман и надувательство; да если бы и существовал великий народ, у которого разговоры про честно заработанный хлеб не были бы надувательством, где б ему и жить, как не в Скоробогатии? Там и республика, и самая великая на планете демократия, и общество равных возможностей – бог знает каких возможностей, как графиня говорит. Ее послушать, так обман начинается с самой верхушки и идет сверху вниз; в нем участвуют все без разбора, и ни один черт (Осторожно! – сказал я), и никто во всей стране его не замечает. Все, говорит, будто ослепли от фальшивого блеска этой лжи.
А рангов, званий и каст – миллион, говорит. Потому и мезальянсы, куда ни глянь. Где им и быть, как не в Скоробогатии, ведь там разной знати и аристократов побольше, чем в любой другой стране. Есть, говорит, в этой республике такие семейки, что для них и сам президент – неподходящий жених, во всяком случае, пока он не станет президентом. А в президенты почти всегда выходят Едоки Соленого Хлеба – дубильщики, лесорубы, портные, сторонники сухого закона и прочие лица низкого звания; им приходится прокладывать себе путь наверх, и они очень долго его прокладывают, а пока доберутся до этих семейств, глядишь, уже поздно: дочки просватаны. Они считают, что это – путь наверх, говорит графиня, все так считают. И все восхищаются тем, кто проложил себе путь наверх, безмерно восхищаются его нынешним положением, его респектабельностью. Они не скажут в порыве гордости и великодушия: «Посмотрите на него – прекрасный труженик, настоящий Едок Соленого Хлеба, лесоруб!» Нет, в порыве гордости и великодушия они воскликнут: «Посмотрите на него – куда залетел! А ведь, подумать только, вышел из простых лесорубов!» А преуспевший заявляет, что не стыдится своего происхождения, ему-де нечего стыдиться, это для него, в его нынешнем положении, – честь, великая честь. Можно подумать, что он и своих сыновей сделает портными, дубильщиками или лесорубами. Может, такие случаи и были, говорит графиня, только она ни одного не помнит Вот такие дела. А вам пора спуститься с облаков. – Что значит «спуститься с облаков»? – Пора спуститься с облаков и признать это. – Что признать? – А то, что заработанный хлеб просолен потом на всей планете Блитцовского, будь то республика или монархия. Едоки Соленого Хлеба создают нацию, делают ее великой, уважаемой, могущественной; трон держится на Едоках Соленого Хлеба, не то – пылиться бы тронам в лавках старьевщиков; благодаря Едокам Соленого Хлеба национальный флаг и реет так красиво, что слезы гордости подступают к глазам; не будь Едоков Соленого Хлеба, великие князья валялись бы под забором, как свиньи, сидели бы по тюрьмам и кончали свой век в богадельнях; не будь Едоков Соленого Хлеба, на всей планете не осталось бы ничего мало-мальски хорошего, и черт меня дери… – О, ради бога! – Но сама графиня так выразилась. Говорит, черт меня… – Замолчи, пожалуйста, я же просил… – Но она именно так выразилась, графиня. Подняла сжатый кулак, сверкнула глазищами да как пошла сыпать самой что ни на есть отборной бранью – разрази меня гром, чертям в аду тошно стало! Благодарение богу, раздался стук в дверь. Это явился великодушный брат, весьма внушительный возбудитель сонной болезни. У Пьорского были мягкие манеры и доброе, располагающее лицо, как у всех болезнетворных, смертоносных и, следовательно, высокорожденных микробов; обходительность и доброе лицо у них – видовые черты и передаются из поколения в поколение. Сам он не ведал, что несет смерть, что любой аристократ несет смерть; ни сном ни духом не знал страшной истины: все аристократы смертоносны. Один лишь я на всей планете Блитцов-ского знал эту жестокую правду и то потому, что постиг ее на другой планете. |
