Какая блестящая комедия! Великолепный блеф! Монументальная шутка, способная внести веселое оживление в нашу мягкотелую, бесхарактерную эпоху! Сидя в тюрьме, наконец — побежденный, Люпэн, вопреки всему, оставался величайшим из победителей. Из тюремной камеры он озарял лучами славы весь Париж. Более чем когда-либо, он был кумиром, Хозяином!

Утром следующего дня, проснувшись в своем апартаменте в «Отеле Санте», как он его тут же назвал, Арсен Люпэн подумал о том, какой необычайный ажиотаж будет вызван его арестом под двойным именем Сернина и Ленормана, под двойным титулом князя и шефа Сюрте. Потирая руки, он произнес:

«Ничто так не скрашивает нашего одиночества, как одобрение современников. О, слава, солнце живущих!»

При свете дня камера произвела на него еще лучшее впечатление. Из окна, пробитого высоко в стене, была видна верхушка дерева, проглядывала синева неба. Стены были белыми. В помещении не было другой мебели, кроме стола и стула, вделанного в пол. Но все было чисто и показалось ему вполне приемлемым.

«Ну-ну, — подумал он, — небольшой курс отдыха в таком месте не будет лишен очарования… Но займемся сперва нашим туалетом… Есть ли все, что мне нужно?.. Нет… Надо, значит, позвонить горничной…»

Он нажал на рычажок, установленный возле двери и приводящий в движение сигнальный диск в коридоре. Минуту спустя засовы и железные полосы снаружи были отодвинуты, щелкнул замок и в камере появился надзиратель.

— Горячей воды, дружок, — сказал Люпэн.

Тот посмотрел на него в ошеломлении и ярости.

— Ах! — воскликнул Люпэн, — чуть не забыл: махровое полотенце! Черт возьми, у меня нет махрового полотенца!

Стражник проворчал:

— Издеваешься? Пошел ты…

Он двинулся было к двери, когда Люпэн резко схватил его за локоть:

— Сто франков, если отнесешь на почту письмо!

Он вынул из кармана стофранковую бумажку, скрытую при обыске, и протянул ее тюремщику.

— Письмо… — сказал тот, взяв деньги.

— Сейчас! Мигом напишу!

Он сел за стол, написал карандашом несколько слов на листке бумаги и сунул его в конверт, на котором вывел адрес:

«Господину С.Б. 42

До востребования, Париж».

Стражник забрал письмо и удалился.

«Это послание, — подумал Люпэн, — придет к цели так же верно, как если бы я его сам туда отнес. Я получу ответ не позднее чем через час. Есть еще, значит, время, чтобы подвести некоторые итоги».

Он устроился на стуле и вполголоса продолжал:

— В сущности, передо мной остаются два противника. Первый из них — общество, которое удерживает меня в этом месте, но которое меня мало беспокоит. Второй — та неизвестная личность, во власти которой я не нахожусь, но которая зато вызывает у меня немалую тревогу. Это она сообщила полиции, что я — Сернин. Она угадала также, что я — Ленорман. Она заперла дверь в подземном ходе. И она же добилась того, что я попал в каталажку.

Арсен Люпэн ненадолго задумался и продолжал:

— В конце концов, все сводится к борьбе между нами двумя. И, чтобы довести ее до конца, то есть чтобы разгадать и осуществить проект Кессельбаха, возможности равными не назовешь: я сижу взаперти, а он остается на свободе, невидимый и недоступный, располагая к тому же двумя козырями, которые я считал уже своими, — Пьером Ледюком и стариком Штейнвегом. Все, короче, сводится к тому, что он свободно достигнет цели, окончательно меня от нее устранив.

Новая пауза для раздумья, затем — новый монолог:

— Положение — не из блестящих. С одной стороны — все, с другой — ничего.