Он несколько раз машинально повторил последние слова, после чего умолк и, опустив голову на ладони, долго оставался в задумчивости.

— Прошу вас, господин директор, — сказал он, увидев, что дверь открывается, — входите.

— Вы меня ждали?

— Разве я не отправил вам, господин директор, письмо с просьбой меня навестить? С самого начала ведь было ясно, что надзиратель сразу отнесет его вам. Я так был в этом уверен, что указал на конверте ваши инициалы: С.Б. и ваш возраст — 42.

Имя директора действительно было Станислав Борели, возраст — сорок два года. Это был человек с приятной внешностью, добросердечный, обращавшийся с заключенными со всей снисходительностью, которая только была возможна. Люпэну он сказал:

— Вы не ошиблись насчет порядочности моего служащего. Вот ваши деньги. Они будут вам возвращены в день освобождения… А теперь прошу еще раз пройти в комнату для обыска.

Люпэн последовал за господином Борели в небольшое помещение, предназначенное для этой важной процедуры, и, пока его платье проверяли с вполне оправданной подозрительностью, подвергся тщательному досмотру сам. Затем его опять препроводили в камеру, и господин Борели сказал:

— Теперь я спокоен. Все сделано, как полагается.

— И сделано, господин директор, хорошо. Выполняя эти обязанности, ваши люди действуют с деликатностью, которую хотелось бы вознаградить очередным проявлением моей благодарности.

Он протянул стофранковую купюру господину Борели, который чуть не подскочил.

— Ах! А это — откуда?!

— Не ломайте над этим напрасно голову, господин директор. Человек, подобный мне, живущий такой жизнью, как моя, всегда должен быть готов к любым неожиданностям, и никакие злоключения, как они ни были бы серьезны, не должны заставать его врасплох. Даже заключение в тюрьму.

Большим и указательным пальцем правой руки он схватил средний палец левой, резким движением оторвал его и спокойно протянул господину Борели.

— Не волнуйтесь так, господин директор. Это не мой палец; это просто трубочка из пластмассы, раскрашенная и в точности соответствующая форме моего среднего пальца.

И добавил со смехом:

— И достаточно вместительная для того, чтобы скрыть в себе третью купюру достоинством в сто франков… Что поделаешь?.. Если другого бумажника не имеешь…

Он вдруг умолк, видя растерянность директора:

— Прошу поверить, господин директор, что я вовсе не стремлюсь ошарашить вас моими скромными талантами… Хочу просто обратить ваше внимание на то, что вы имеете дело… с клиентом… так сказать, особого свойства… И не следует удивляться, если за мной обнаружатся некоторые нарушения обычных правил вашего заведения.

Директор между тем пришел в себя. И отчетливо произнес:

— Хотелось бы полагать, что вы будете соблюдать эти правила и не принудите меня к принятию строгих мер…

— Которые вызвали бы у вас, господин директор, сожаление? Именно от этого мне хотелось бы вас избавить, заранее объявив, что тюремные правила не помешают мне действовать, как мне захочется, сообщаться с моими друзьями, защищать среди этих стен важные интересы, доверенные мне третьими лицами, писать в газеты, у которых пользуюсь вниманием, продолжать исполнение моих планов и, в конце концов, готовить свой побег.

— Ваш побег!

Люпэн от души рассмеялся.

— Подумайте сами, господин директор! Я не прощу себе, что попал в тюрьму, если не сумею из нее выйти.

Этот довод не показался господину Борели достаточным.