— Итак, теперь вы мешаете обвиняемой сознаться, — раздался скрипучий голос секретаря суда. За ним следом шли стражник и два местных судьи.

— Колдунья говорит вам, что видела дьявола, а вы пытаетесь ее разубедить. Что ж, мы разберемся.

— Мне уже давно кажется, что он плохо исполняет свои обязанности, — сказал письмоводитель. — Уже в деле еретиков…

— У меня через пытки тогда прошло пятнадцать человек, — возразил палач.

— Да, но вам удавалось умертвить их в самом начале. Так ересь только поощряют!

— О, вы преувеличиваете, мэтр Юк, — примирительно сказал каретник. — Раз еретики мертвы…

Однако у нотариуса, в котором говорило оскорбленное мужское достоинство, чесались руки. Он чувствовал, что только чужая кровь вновь придаст ему силы. Этот увалень сжег бы всю деревню, лишь бы вернуть себе авторитет в глазах женщины, которую он не любил.

— Как бы то ни было, вы записали? — обратился он к секретарю суда. — Ведь вы свидетель, что эта женщина без пытки признала, что видела дьявола.

— Разумеется, мэтр Юк, разумеется.

— Она действительно так сказала, — согласился каретник.

— Вы подтверждаете добровольно сделанное вами признание?

Жанна колебалась. О, иллюзий она не питала. Как заметил помощник палача, дрова уже готовы. Однако она рассчитывала до самой смерти настаивать на своей невинности, потому что знала, как сильно все хотели обратного, знала, что некоторые в деревне будут потрясены, ведь хотя, с их точки зрения, она виновата, но виноваты и они. Жанна хотела, чтобы они это почувствовали и мучились угрызениями совести, как это обычно случается после подобных расправ. Жанна не сомневалась, что ей под силу выдержать пытку и что она позволит себе лишь неопределенные признания, которые будут только тревожить чужие души. Но палач, который не поддался ей, утверждая, что счастье, любовь возможны… он бросал ей вызов… Любовь возможна! Какое безумие! Чуть ли не богохульство. Ярость душила Жанну, такой гнев она испытывала в жизни нечасто, как если бы тревога, которую Жанна сеяла в душе палача, вернулась к ней: это пресловутое явление «возврата», о котором она слышала, но в который никогда не верила, ведь всегда раньше она подавляла противника, но в этот раз… Впрочем, он лгал. Невозможно, чтобы он говорил правду. Будь у нее еще чуточку времени… Но времени больше не было. Она будет умирать, видя перед собой дерзкое выражение на лице человека, который заявлял, что она ошиблась, что все возможно, человека, который не подчинялся ей, отвергал Жанну, как отвергла ее, не отдавая себе в этом отчета, Мариетта.

И она закричала:

— Я сознаюсь во всем.

— Отведите ее в тюрьму, — со вздохом облегчения произнес мэтр Юк. — Теперь все пойдет быстрее. И запишите, секретарь, что она сделала свое признание перед нами, а не перед мессиром Боденом. И это очень хорошо, это доказывает, что мы не нуждаемся в надзоре со стороны. Что же касается вас, Жак Ноэль, то я этого дела так не оставлю. Вы можете потерять свое место, друг мой! Я уже подготовил донесение.

Сержант увел Жанну.

Порядок, таким образом, восстановился. Мэтра Юка, однако, несколько разочаровало спокойствие, с каким встретил новость Боден. Бодена, казалось, ничуть не задело, что Жанна решила сознаться в его отсутствие.

— Полностью созналась и без пытки! Я вас поздравляю, мэтр Юк!

Слова искренние. Боден был слишком уверен в своем превосходстве, чтобы отказывать другим в возможности удовлетворять свое самолюбие в делах мелких, которым он не придавал большого значения.