— А матрёшки-то… — простонал он, плача от смеха.

— Ай, ну тебя к черту! — глядя на него, Лутовкин сам начал сердито смеяться.

— А матрёшки-то… едут, едут… — стонал, хохоча, Олег. — Скоро будут… А у нас тут… всё готово… полный дом экспертов…

— Во юродивый! — нервно смеясь, сказал Лутовкин.

Он поднялся и пошел в смежную комнату. У двери остановился, погрозил Олегу пальцем.

— Ты смотри у меня, без самодеятельности. Я всё образую.

6

Сева появился минут через пять. Увидав Олега сидящим на полу, удивился:

— Что с тобой, дорогой?

Олег не ответил. Он лениво поднялся, снял пиджак, осмотрел его, отряхнул и повесил на спинку стула. Ему было неприятно, что его застали задумчивым. В голове у него так сложилось, раз задумался — значит больной. А думал он, естественно, о жизненном неустрое. Какой-нибудь бразильский капитанишка шлёпает на своей посудине по Амазонке, в двадцать пять наверняка имеет и фазенду, и трехэтажный особняк с гаражом, и катер, и жену с кучей детишек, и пару-тройку надежных слуг. Да Бог с ними, со слугами, можно жить и у нас, вон даже Боборыкин и тот в отдельной квартире тешится с молодою женой. А мы что, меньше об лёд колотились?..

— Ну и что, отпросился у мамульки? — спросил он наконец.

— Мама больна, не забывай, — мягко сказал Сева. — Ей нельзя волноваться. Она опять всю ночь не спала.

— Ну, еще бы, — Олег усмехнулся. — Если днем высыпаться…

Но, заметив, что Сева расстроился, тут же пошел на мировую:

— Впрочем, извини. Это я так.

Посидели, молча глядя друг на друга. Севина мама в этой компании представляла собою объект, говорить о котором вообще нежелательно: тем самым все трое молчаливо признавали, что с нею что-то не так. Однако Олег не всегда мог удержаться, и Сева, помня о «рептилии», это ему прощал. Иногда и мама, человек безупречного ума, ошибалась.

— Я смотрю, ты грандиозное затеял, — сказал наконец Сева. — Буфеты, конфеты… А с чего?

Олег покосился на дверь — Барбуда как будто вымер. Инструкций не поступало, надо было действовать самому.

— Да тут, понимаешь, — небрежно проговорил он, — день рожденьчик небольшой…

— Не болтай, — возразил Сева. — Я ваши дни рождения помню, слава Богу. Небось, корабль свой утопил и страховку теперь пропиваешь.

— Не надо так говорить, Всеволодя, — серьезно сказал Олег. — Мы люди суеверные. А день рождения у одной моей знакомой. Простая общежитская девчонка, встречать негде, не на улице же встречать? С подружкой придет. Ты пойми, Володя, пойми и не осуждай. Жизнь — она ведь не ко всем домашним боком. Вон в Эфиопии что творится… Что ты хмуришься, детка? Что тебе не понравилось?

— Да неудобно, — задумчиво сказал Сева. — Я же не знал…

Он посмотрел на свои захлюстанные штаны, на ноги в черных носках. У Олега в этом смысле было всё в порядке: ботинки его и брюки сверкали такой чистотой, как будто он шел сюда посуху.

— А что тебя гложет? — поинтересовался Олег.

— Без подарка — нехорошо…

— Да, подарок — это, конечно… — Олег выжидающе смотрел на Севу: надо было, чтобы Сева сам пришел к нужному выводу.

Но в это время зажужжал музыкальный звонок — за сегодня уже третий.

— А вот и они, — весело сказал Олег. — Боря, встречай гостей! — громко крикнул он в соседнюю комнату.