Тряпка для пыли выпала у нее из рук, но она этого даже не заметила. Она просто продолжала тереть флакон пальцами, тереть, тереть и тереть. Она подумала немного истерично, что может просто истереть его навсегда.

Пробка выпала, но она даже не заметила этого.

Ребекка, увидев красивую пробку, делая первые шаги подошла и схватила ее тут же засунув в рот.

Сара не заметила свою дочь, просто продолжала тереть флакон.

Она остановилась, потому что великолепный виноград переместился и дым бирюзового цвета выстрелил из горлышка флакона, приобретая очертания фигуры.

Фигура напоминала толстого, добродушного мужчину в красновато-лиловой феске с небольшой бирюзовой кисточкой на верху. На нем был экстравагантный наряд бирюзового цвета с вышитой лилово-красной гроздью винограда на короткой курточке без рукавов и вздымающиеся бирюзовые шаровары, которые заканчивались фиолетовыми туфлями с загнутыми заостренными носами. У него были широкие золотые браслеты, зафиксированные на запястьях, доходящие до предплечий, украшенные синими и пурпурными драгоценными камнями и толстые, золотые кольца свисали с мочек ушей. Он обладал копной угольно-черные волос и козлиной бородкой, высокомерно свисавшей с его подбородка. У него были блестящие карие глаза, немного задранные в уголках вверх, смотрящие из-под линии бровей, подведенных черной сурьмой.

Он парил в воздухе со скрещенными руками и ногами, и смотрел на нее сверху вниз, не доставая до потолка примерно два фута.

Сара подумала, что она окончательно сошла с ума. Возможно, ей не стоило беспокоиться о Джиме постоянно и той ужасной телеграмме, которая пришла. Возможно, ей следует тихо успокоиться, надеяться и думать, что все будет хорошо, для Джима, Ребекки и наконец, для самой Сары. Возможно, ей следовало примириться с потерей ее самого дорогого Джима, существовать одной, спать в одиночестве, есть одной и воспитывать ребенка своими собственными силами, одной на зарплату учителя. Возможно, поскольку она этого не сделала, а тихо все эти годы ползала по своим мыслям, они и привели ее к сумасшествию.

Потому что только сумасшедшая женщина увидит мужчину, парящего в ее столовой в фески, загнутых ботинках и козлиной бородкой.

— Ты, моя госпожа, у тебя есть три желания, — сказал мужчина.

Сара открыла рот, и если бы она обратила внимание на Ребекку, то увидела, что та тоже открыла рот, и пробка выпала изо рта малышки Бекки, покатившись, никем не замеченной, под шкаф.

— Кто ты? — выдохнула Сара.

— Я Фазир. Я джинн. И я здесь исполнить три твоих желания, — величественно и помпезно заявил он.

Сара уставилась на него во все глаза, она закрыла глаза и покачала головой, бормоча про себя: «Я сошла с ума».

— Ты не лишилась рассудка. Я джинн, и я здесь…

— Я слышала, что ты сказал! — цыкнула Сара на изумленного джинна, наклонилась, подхватила Бекку, бережно прижав к своему дрожащему телу. Она медленно пятилась, шепча: — Уходи.

— Я Фаз... э-э, что? — начал он своим напыщенным голосом джинна, но запнулся от ее слов. Никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

Обычно все были очень счастливы видеть его и довольно быстро говорили все свои желания. Несметное богатство, которые он мог им предоставить, это на самом деле было совершенно несложно. Долгую жизнь, немного сложнее, а вечная жизнь запрещалась Кодексом Джиннов. Месть, он не хотел этого делать, но желание других было законом. И так далее.

Но никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

И никто никогда не огрызался на него.

За исключением, конечно, когда они желали что-то глупое и это им выходило боком, но в этом не было вины Фазира.

Он попробовал еще раз.

— У тебя есть три желания. Твое желание для меня приказ.