Она сделала паузу и посмотрела на меня. Не через зеркало — чуть приподнялась и повернула голову.

— Вам интересно, доктор?

Я сделал пару пометок в блокноте.

— Конечно. Пожалуйста, продолжайте.

— Эта женщина представляется моим именем и просит меня уйти. Я продолжаю говорить, но она не слушает меня, отворачивается, закуривает и смотрит куда-то на улицу, в темноту. Я стою на ковре в собственной гостиной, не зная, что делать. А потом просыпаюсь.

— Скажите, с чем у вас ассоциируется возвращение домой?

Изабель взяла свою сумочку и достала сигареты.

— Я могу закурить, доктор?

— Вот пепельница. Прошу вас.

Она щелкнула позолоченной «зиппо», затянулась и снова приняла расслабленную позу.

— С неизбежностью. Что бы человек ни делал, рано или поздно, вечером или днем он возвращается в свою квартиру. У него нет выбора. Не люблю такие ситуации.

— Насколько я знаю, вы живете в квартире вашего отца? В здании издательства?

На этот раз Изабель решила не поворачиваться ко мне: она просто посмотрела в зеркало, а потом снова заговорила. По ее тону можно было понять, что она улыбается.

— Вы знаете, где я живу, доктор? Откуда?

— Из газет.

— Неужели такой занятой человек, как вы, успевает читать газеты?

— Вы тоже находите время для того, чтобы читать их. Иначе откуда вы знаете о моей личной жизни?

— Для этого не нужно читать газеты, о вас судачит весь город. Кроме того, не забывайте: я журналист. Я делаю газеты.

Я отложил паркер и взял портсигар.

— Скажите, Изабель, вы не думали о том, чтобы переехать в другую квартиру? Новые лица, новые знакомства. Вы не чувствуете желания поменять что-нибудь в своей жизни?

— Это скучно, доктор, — протянула она. — Я расскажу вам свой вчерашний сон. Там тоже была эта женщина.

— Конечно, — кивнул я, закуривая. — Я слушаю.

— Я пришла домой, и она снова ждала меня. Как и в прошлый раз сидела на подоконнике и курила, глядя в окно. Но она не удивилась моему приходу и не прогнала меня. Я остановилась посреди комнаты, а она потушила сигарету, подошла ко мне, сняла с меня плащ, потом — блузку, юбку… может, я лесбиянка?

— Не думаю, что следует трактовать это так буквально.

Изабель сделала глубокую затяжку и выпустила дым через ноздри.

— Знаете, что меня удивило, доктор? За все время, что мы с ней занимались любовью, она ни разу меня не поцеловала. У меня сложилось такое впечатление, будто… она этого боится. Вы не думаете, что это странно — заниматься с кем-то любовью и ни разу его не поцеловать?

— Для многих людей поцелуй — это проявление любви. Что-то очень личное. Гораздо более личное, чем секс.

— А вы целуете нелюбимую женщину, когда занимаетесь с ней любовью?

Она снова глянула на меня в зеркало, стряхнула пепел с сигареты и, почувствовав, что пауза затягивается, задала очередной вопрос:

— Вы верите в любовь, доктор?

— Нет.

Изабель подождала с минуту, но продолжать разговор на эту тему я не собирался.

— Знаете, — снова заговорила она, — ведь я плачу за наши сеансы, так? Соответственно, мне решать, чем мы с вами тут будем заниматься, обсуждать мои сны, говорить о моих проблемах или же беседовать о чем-то еще.