– Это я организовал, – перебил Бакова Васькин. – Как услышал про убийство Екатерины, сразу позвонил Андрею Платонову.

– Вы знаете Андрюшу? – удивилась я.

– Кто сказал про Катю? – одновременно со мной воскликнула старуха.

– Нас с Андреем связывает дружба, – ответил мне первой Григорий Андреевич. – Лет шесть назад я делал телесериал о полиции, понадобился консультант, и я позвонил Ивану Николаевичу: «Много детективов печатаешь, у тебя небось есть человек, способный заметить огрехи в сценарии. Наверное, ты и с полицейским начальством на короткой ноге. Не посоветуешь кого‑нибудь?» И Зарецкий свел меня с Платоновым, за что я ему очень благодарен. С той поры мы с Андреем тесно общаемся. А про смерть Кати радио «Голос Гидрозавода» сообщило, добавив: «Полиция полагает, что убийство совершено членом семьи или любовником внучки Елизаветы Гавриловны».

Старуха побагровела:

– Твари! И как только новость разнюхали?

– На номер местной службы спасения поступил звонок от Арефьева, – пробормотала я. – Пресса платит тем, кто сидит на пульте, за «горячую информацию». Если господин Баков уточнит, кто принял вызов, он выяснит личность того, кто «стучит» журналистам.

– Спасибо за подсказку, госпожа Тараканова, – буркнул Семен Егорович, – мне самому вовек бы не додуматься до этого. Но ловля «кротов» не моя обязанность. И, если вы забыли, напомню: в России свобода слова.

Васькин сделал шаг вперед и заявил:

– Платонов суперпрофи, он все раскопает.

– И как тебе, Гриша, в голову пришло вызвать людей из Первопрестольной? – процедила сквозь зубы Елизавета Гавриловна. – Почему ты так забеспокоился?

Я прислонилась к стене. Странно, что старуха Николаева задает этот вопрос. Мне ответ на него понятен. Сейчас объясню, почему.

Глава 8

С бизнесменом меня в день приезда познакомил Зарецкий. Григорий Андреевич оказался приятным человеком и устроил мне экскурсию по своему предприятию. Затем Васькин отвез меня в местный музей, показал стенд, посвященный Елизавете Гавриловне, подарил роскошно изданную книгу «История пуштанов» и, вручая том, пояснил:

– Моя мама была пуштанкой, но долгое время скрывала это. Ей было восемь лет, когда ее навсегда разлучили с семьей, однако она, несмотря на то что попала в детдом малышкой, не забыла свое детство. В шестнадцать девочке выдали паспорт, в котором в графе «национальность» значилось: русская. Фамилия тоже была другая. У пуштанов простые имена: Вера, Галина, Валентина, Петр, Сергей, а вот фамилии заковыристые, на них сразу обратишь внимание: Комани, Лавини… Детям, отправленным в интернат, давали фамилии: Федоров, Кузнецов, Михайлов. Мама получила высшее образование, стала историком, кандидатом наук, работала в вузе, студенты ее обожали, даже провожали после лекций домой. Вера Дмитриевна писала учебники, но у нее была мечта – издать историю своего народа, поэтому она потихоньку собирала материал, не афишируя то, чем занимается. Как многие люди, пострадавшие от репрессий, мама боялась властей, думала, что ее труд никогда не издадут, но все равно продолжала свою работу. Ей очень хотелось поговорить с теми, кто остался в живых, но взрослых пуштанов почти всех истребили, а детей распихали по приютам, поменяв их личные данные. Повторюсь: поиски были очень затруднены, однако мама не сдавалась. Ей в голову пришла гениальная догадка: часто младенцам, подброшенным на порог домов призрения, дают фамилии, как у директора учреждения.