Я воспользовался наступившей паузой, во время которой он рассматривал снимок, сходил на кухню, чтоб выпить стакан холодной воды. Выпив воду залпом, я ополоснул лицо и пока вытирался полотенцем, в голове пронеслось: «А вдруг она сейчас оживет перед ним?»
Я бросился в свою комнату и увидел (с большим неудовольствием), что Вася спокойно сидит в кресле, покуривая свою любимую махорку, и рассеянно посматривает на колечки дыма. Портрет Снежаны лежит на столе.
Мне стало «беспощадно ясно» — как сказано в одном стихотворении, которое мне сотни раз приходилось слышать в студенческие годы, — так вот, мне стало беспощадно ясно, что сдвиг по фазе у одного меня.
— Ну? — спросил я, как можно более безразличным и фамильярным тоном. — Как ты находишь эту женщину? — я кивнул головой на карточку. — Интересный экземпляр, не правда ли?
— Эх, Иосиф, как можно называть женщину экземпляром? Да еще такую, как она! Позволь заметить, что мне не нравится твое поведение!
— Ну ладно, — сказал я примирительно и улыбнулся. — Я хотел спросить, как тебе нравится эта женщина.
— О, она прекрасна, у нее очень интересное лицо и удивительные глаза, Иосиф! За этими прекрасными глазами, по крайней мере мне так кажется, установлены самые совершенные кибернетические машины. В блоках памяти этих машин, мой дорогой, таится больше знаний о жизни, чем у нас с тобой, вместе взятых! Сразу видно, — умница. Причем большие познания сочетаются с большой нежностью и бесконечной добротой.
— Смотри-ка! — воскликнул я. — Прости, друг Вася, я считал тебя серьезным человеком, а ты говоришь как поэт. Что с тобой?
— Во всем виновата эта женщина! — Вася застенчиво улыбнулся. — О, это опасная женщина, Иосиф, и я тебе не советую называть ее экземпляром!
— А что еще ты мне посоветуешь?
— Быть начеку! Взгляд этой красавицы заставляет невольно призадуматься над многими роковыми вопросами. Она зовет, она незаметно манит невесть куда. Вообще, Иосиф, будь с ней осторожен. Я бы на твоем месте выбрал себе подругу попроще.
— Но между нами нет ничего общего! — сказал я, словно оправдываясь, и тут же почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Ничего общего? А поцелуй под зонтом? А наш чудесный вальс в Стране Алой розы, когда шалун-ветер приоткрывал декольте ее платья? Разве этого мало? — Почти ничего общего! — уточнил я сердито: предательский румянец не сходил с моих щек. — Но если мне придет в голову что-нибудь такое, — сказал я, — если я что-нибудь надумаю, — чем черт не шутит, все может быть! — то буду иметь в виду твой совет.
Вася поднялся, дружески обнял меня и ласково похлопал по плечу.
— Надеюсь, Иосиф, — сказал он, — ты не забудешь пригласить меня на свадьбу, а за столом я хотел бы сидеть между вами.
Я тоже обнял его, стараясь казаться беззаботным, хотя коленки у меня все еще дрожали и голова слегка кружилась, словно я плыл на карусели.
Я спрятал снимок в ящик и спросил Васю, чем он будет заниматься после обеда и где ему велено отобедать. Вася весело расхохотался и заявил, что он послал своего чичероне ко всем чертям и намерен провести остаток дня со мной, — если я не имею ничего против.
— Я предлагаю поработать над уравнением «мысль — действие», о котором так много говорилось в Париже… И еще, дорогой Иосиф, опять же, если ты не имеешь ничего против, — я бы хотел побеседовать с твоем роботом, чтобы получить с твоего разрешения некоторое представление о его математической памяти. Согласен?
— С превеликим удовольствием, Вася! — сказал я. |