— До сих пор не верю, что я это сделал.

— Сделал.

Ее голос дрогнул. Стараясь не выдать чувства, Кэмерон сжала губы.

Нили сказал:

— Прости.

Затем осторожно поднялся, стараясь не слишком нагружать левое колено.

— Спасибо, что позволила это сказать, — коснувшись ее руки, сказал он.

— Не стоит благодарности.

— Ну прощай.

Нили двинулся по дорожке. Затем, немного прихрамывая, прошел через калитку. Когда он подошел к машине, Кэмерон окликнула его:

— Нили, подожди.

Пережив столь бурный роман с Брэнди Скиммер, больше известной как Скример или Кричалка, а теперь — в куда более узких кругах — под именем Теса Каньон, Нили хорошо знал темные аллеи и тихие улочки Мессины. Покрутившись вокруг Каррз-Хилл, он выехал наверх, ненадолго остановив машину, чтобы с вершины горы бросить взгляд на футбольное поле. Через ворота стадиона и по беговой дорожке вокруг поля еще двигалась очередь из желающих проститься. Со стороны домашней трибуны горели прожектора. На пятачке у ворот было полно машин, то въезжавших, то выезжавших со стоянки.

— Говорят, после того как Рейка уволили, он всегда сидел здесь и наблюдал за играми.

— Сидел бы лучше в тюрьме, — сказала Кэмерон, заговорив впервые с момента, когда машина отъехала от дома.

Они поставили машину около тренировочного поля и, не привлекая к себе внимания, прошли на трибуну гостевой стороны. Забравшись на самый верх, они сели, еще держась на некотором расстоянии друг от друга, хотя немного ближе, чем до того на крыльце.

Довольно долго они наблюдали сцену на противоположной стороне поля.

Белый тент пирамидой выделялся на фоне домашней трибуны. Под тентом едва угадывался гроб, а вокруг стояла упивавшаяся ночным бдением толпа. Мисс Лайла с семьей ушли. На боковой линии по обе стороны от тента появлялись все новые и новые корзины с цветами. Людская вереница молча и терпеливо ждала очереди расписаться в памятной книге, окинуть взглядом гроб, возможно, смахнуть слезу и сказать своей легенде последнее прости. Выше людской вереницы на трибунах теснились мальчишки разного возраста. Они сбивались в небольшие группы. Некоторые разговаривали, кто-то смеялся, а в основном все просто сидели и молча смотрели на поле, на тент и на гроб.

На гостевой трибуне, никем не замеченные, сидели двое.

Кэмерон заговорила первой. Очень тихо она спросила:

— Кто те люди на трибуне?

— Бывшие игроки. Я был с ними прошлой ночью и позапрошлой. Мы ждали, когда умрет Рейк.

— Значит, все они вернулись домой?

— Вернулись многие. Ты вернулась.

— Разумеется. Хоронят самого известного гражданина в городе.

— Ведь ты не любила Рейка, верно?

— Я не любила футбол. Мисс Лайла — сильная женщина, но они не подходили друг другу. Рейк был диктатором на поле и едва ли мог переключиться, придя домой. Нет, Эдди мне безразличен.

— Ты же ненавидела футбол.

— Нет, я ненавидела тебя. И это заставляло ненавидеть футбол.

— Вот оно что…

— Глупость какая. Взрослые мужики ревут в голос после проигранного матча. Весь город живет и умирает ради одной игры. Молебен по пятницам — словно Господу не все равно, кто победит в школьном футбольном матче. На футболистов тратят больше, чем на все секции, вместе взятые.