Однако Сингху удалось заставить ту же самую сеть срабатывать с максимально возможной частотой, пока она, по крайней мере, на время, не истощала свой запас нейротрансмиттеров.
Именно этим Сингх и занимался, когда…
Пикник, один из немногих счастливых моментов Кадимова детства.
Пятеро старшеклассников отбирают у него завтрак по пути в школу.
Его мать пытается скрыть от него подбитый глаз, и он злится, зная, что она снова позволит этому мужчине вернуться в их дом.
Его первая машина.
Первый минет.
Острая боль — нет, лишь воспоминание об острой боли. А, это когда он сломал руку, играя в футбол.
Снова боль, но приятной природы — это Криста игриво прикусила его сосок.
Стая птиц, закрывшая солнце.
Солнце…
Солнце.
Горячее, изливающее жар. Солнце пустыни.
Ирак.
Да, Ирак.
Его сердце заколотилось; звук монитора напомнил мелодию «Би-Джиз» «Оставаться в живых».
Сингх целился, подбирался ближе, сужал круги вокруг жертвы.
Кадим вцепился в мягкие подлокотники кресла.
Песок. Танки. Солдаты. И, в отдалении, деревня.
Крики. Приказы. Рёв двигателей, сражающихся с жарой и рыхлым песком.
Кадим тяжело дышит. Воздух, который он вдыхает, холодный, но память говорит о жгучем жаре. Ему захотелось крикнуть Сингху, чтобы он выключил, выключил, выключил! Но он закусил губу и терпел.
Деревня приближалась. Мужчины-иракцы в пустынных одеяниях, женщины, должно быть, истекающие по́том в своих мешковатых чёрных абайях, детишки в лохмотьях — все выбежали посмотреть на прибывающий конвой. Встретить. Поприветствовать.
Кадим почувствовал тошноту. Усилием воли он подавил её и позволил памяти захлестнуть себя — всем крикам, всей боли, всему злу — в самый последний раз.
Снайпер Рори Проктор продолжал следить за активностью на крыше Белого Дома с, как он надеялся, безопасного расстояния. Он был обеспокоен и зол: Аль-Саджада уже несколько месяцев наносила стране удар за ударом. Сколько их будет ещё? Сколько страна ещё сможет выдержать?
Он настроил рацию на полицейский канал и прислушался к комментариям специалиста, управляющего роботом-сапёром:
— Я собираюсь разрезать стенку коробки, чтобы добраться до взрывного устройства. Через пять, четыре, три, две…
Агент Сьюзан Доусон никак не могла отделаться от воспоминаний о старом эпизоде из «Коломбо», где приглашённая звезда Леонард Нимой играл хирурга, который пытался подстроить смерть того, жизнь кого он, как предполагалось, спасал: устанавливая искусственный сердечный клапан, персонаж Нимоя воспользовался рассасывающимся шовным материалом вместо обычного. Однако насколько она могла судить, Эрик Редекоп и его команда самоотверженно трудились, спасая жизнь Сета Джеррисона.
— Центральный — Доусон, — раздался голос в наушнике. — Судья Хорват едет в «Эндрюс», но говорит, что не может начать без официального извещения о смерти. Президент уже…
Иииииааааааиииии!
Сьюзан выдернула наушник из уха; идущий из него визг был непереносим. Свет в смотровой галерее задрожал и выключился, как и в самой операционной. Через пару секунд внизу вспыхнуло аварийное освещение. Марк Гриффин взбежал по ступенькам на маленькую галерею и открыл дверь в дальней стене операционной. Включилась смонтированная на потолке установка аварийного освещения, внешне напоминающая две автомобильные фары.
— Эти лампы работают от аккумуляторов, — сказал Гриффин. — Электричества в сети нет — то есть, ни дефибриллятора, ни перфузионного насоса. — Сьюзан увидела, как кто-то выбежал из операционной — по-видимому, за каталкой с портативным дефибриллятором. |