|
Но Ворт Картиф был бедняком, почти нищим. Всю жизнь он продавал на базаре приманку для рыб — маленьких водяных блошек, собранных в прибрежном песке. Но какое до этого дело доктору Трифульгасу, да еще в такую ночь? «Разбудить меня из-за сущего пустяка, — пробормотал доктор, ложась в постель, — это уже стоит десять фрейцеров!» Но не прошло и двадцати минут, как стук молоточка у двери Шесть-на-Четыре раздался вновь. Выбранившись сквозь зубы, скупец поднялся с кровати и выглянул во двор. — Кто здесь? — крикнул он. — Я жена Ворта Картифа. — Этого нищего с Воль Карину? — Да, и если вы не придете, он умрет! — Ну так вы станете вдовой. — Здесь двадцать фрейцеров… — Ха! За двадцать фрейцеров тащиться в Воль Карину, за несколько миль отсюда! — Ради Бога! — К черту! И окошко снова захлопнулось. Двадцать фрейцеров, ничего себе! Не хватает еще за эти двадцать фрейцеров подхватить насморк или ломоту в суставах. Тем более что завтра его ждут и Калтрено, у богача Эдзингова, страдающего подагрой и всегда готового заплатить пятьдесят фрейцеров за визит. И с этими приятными мыслями доктор Трифульгас уснул еще крепче, чем накануне.
IV
Трикк!.. Тррак!.. И — тук, тук, тук! На этот раз к завываниям бури прибавились уже три удара молоточка, более уверенных, чем прежде. Доктор проснулся, но в каком расположении! В распахнутое окно ураган влетел, как заряд картечи. — Это по поводу Ворта Картифа, продавца водяных… — Опять этот нищий! — Я его мать! — Чтоб его мать, жена и дочка сдохли вместе с ним! — У него начался приступ!.. — Эка невидаль! Пусть обороняется. — У нас осталось немного денег от продажи дома… Если вы не придете, моя внучка останется без отца, ее мать — без мужа, а я потеряю единственного сына! Жалкое и жуткое зрелище представляла собой эта старуха. Ледяной ветер пронизывал ее до костей. Потоки ливня нещадно секли дряблую кожу несчастной. — Приступ?.. Это будет стоить двести фрейцеров, — ответил бессердечный Трифульгас. — Но у нас осталось только сто двадцать! — Спокойной ночи! Окошко захлопнулось. «Однако сто двадцать фрейцеров за полтора часа ходьбы и полчаса консультации — это шестьдесят фрейцеров в час, один фрейцер в минуту. Хоть и невелик барыш, а грех отказываться!» И вместо того, чтобы снова лечь спать, доктор облачился в свой черный костюм, натянул самые высокие болотные сапоги, закутался в вельветровую накидку, надел зюйдвестку, варежки и, оставив на столе зажженную лампу и рецептурный справочник, раскрытый на странице 197, толкнул дверь и остановился на пороге. Старуха ждала, опираясь на палку, — сгорбленная, истощенная годами нужды и лишений. — Сто двадцать фрейцеров?.. — Вот они… И да воздаст вам Бог сторицей! — Бог! Боговы деньги! Кто-нибудь видел, какого они цвета? Доктор свистнул Урсофа, вложил ему в пасть маленький фонарик и зашагал по дороге к морю. Старуха ковыляла сзади.
V
Ну и погодка! Колокола Св. Филфилена ожили под напором ветра — дурной знак. Вздор! Доктор Трифульгас не суеверен. Он не верит ни во что, даже в медицину, когда она не приносит дохода. Под стать погоде и дорога! Камни и шлак. Камни, скользкие от водорослей, и шлак, хрустящий под ногами. Ни огонька, только фонарик Урсофа — гуманная мерцающая точка. |
