Теперь выясняется, что финикийцы очень даже много писали, но использовавшийся ими папирус был исключительно нестоек и не выдерживал разрушительного действия времени. До того как во II или III веках писатели и переписчики перешли на пергамент, рукописи жили недолго. То, что не успели скопировать, просто исчезло.

Мы пренебрегаем скрытыми свидетельствами всегда, когда речь заходит о сравнении способностей, особенно в сферах деятельности, где “победитель получает все”. Можно восхищаться историями успеха, но не стоит безоговорочно им верить: полная картина нам наверняка не видна”.

*

В комментарий к сказанному приведу слова Господа миров из заключительного Священного Писания — Корана.

“И воззвал Ибрахим (Авраам): “Господи, покажи мне, как ты оживляешь мертвых”.

[Бог спросил его:] “А [разве] ты не уверовал?” [Очевидно, что разумом это очень сложно понять, возможно лишь принять верой, почувствовать сердцем, душою.]

Он ответил: “Нет сомнений в моей вере, но я хочу, чтобы сердце успокоилось”. [Ему, как человеку, был интересен сам процесс превращения мертвого и бездыханного тела в живое, что открыло бы иное восприятие.]

[Творец повелел:] “Возьми четырех птиц, разрежь их на части и разнеси по кусочку от них по горам [помести их в разных отдаленных друг от друга местах]. Затем созови их, и они стремительно слетятся к тебе. Знай же, Аллах (Бог, Господь) Всемогущ и беспредельно Мудр” (Св. Коран, 2:260). Авраам сделал все, как ему было велено, и получил обещанный результат.

У простого обывателя эта история не вызовет чувство изумления, так как каждый желает увидеть невозможное собственными глазами. Но время пророческих чудес прошло, и возможность воскрешения из мертвых осознается лишь на уровне веры.

Разум человека способен рассуждать, требовать объяснений, но… Всему свое время. Все когда-то увидят это чудо, но на тот момент оно будет уже не само собой разумеющимся для мусульманина постулатом веры, а очевидным и неопровержимым фактом для всего рода человеческого.

“ПРИЧИНЫ” В ИСТОРИИ И НЕ ТОЛЬКО

“Человек — “животное объясняющее”, он уверен, что любое явление имеет опознаваемую причину, и хватается за самое очевидное, усматривая в нем объяснение. Но очевидной причины может и не быть; случается даже так, что нет ничего — нет даже намека на возможное объяснение. Однако понять это мешают скрытые свидетельства. Условие нашего выживания “топит” все возможные объяснения”.

“Попробуем рассмотреть под таким углом следующий вопрос: “Почему бубонная чума унесла столько-то народу, а не больше?” Люди приведут массу “косметических” объяснений — тут будут и теории об интенсивности заболевания и “научное моделирование” эпидемий. А вот вам аргумент обес цененной причинности, на который я упираю в этой главе: если бы чума истребила больше народу, наблюдать теперь было бы некому ввиду полного отсутствия наблюдателей (то есть нас с вами). Так что снисходительность к роду человеческому вовсе не обязательно кроется в природе болезни. Когда речь идет о вашем выживании, не спешите выявлять причинно-следственные связи. Опознаваемая причина того, что нас не выкосили подобные эпидемии, может быть, просто спрятана от нас”.

“Моя основная претензия к образовательной системе заключается именно в том, что из студентов выжимают всевозможные толкования и стыдят их, когда они воздерживаются от суждений, говоря: “Я не знаю”. Почему закончилась “холодная война”? Почему персы проиграли битву при Саламине? Почему Ганнибал получил пинка под зад? В каждом из этих примеров мы берем условие (выживание) и ищем объяснение, вместо того чтобы перевернуть аргумент с ног на голову и констатировать, что именно по условию выживания мы не можем глубоко проникнуть и должны научиться апеллировать к некой доле случайности (случайность — это то, чего мы не знаем; апеллировать к случайности — значит взывать к неведению).