Подумать только, а ведь в течение пары веков ислам считался эмоционально выдохшейся религией! Однако вот раздразнили, вооружили… Гальванизировали.

Сергей Лукьяненко: Исламские экстремисты просто пользуются более древними, а потому более подлыми и агрессивными методами — теракты, захват заложников, — не брезгуя и традиционно-европейскими — ложь через СМИ, торговый шантаж (страны исламского мира не создают ничего ценного для западной цивилизации, но сидят на нефтяной трубе).

Ислам (в радикальном течении) допускает и более того — прямо рекомендует ложь по отношению к «неверным», уничтожение представителей иных религий и верований. Да, если христианство окончательно обеззубеет — то ислам придется останавливать китайцам. L Бог им в помощь. Но я надеюсь, что христианский мир образумится и вспомнит времена Крестовых Походов. В таком случае исламу придется измениться и стать терпимее. На самом деле, он к этому способен. Любая религия может трансформироваться как в сторону войны, так и в сторону мира.

Геннадий Прашкевич: Кто это вам сказал?

Отсечь голову человеку, не раздумывая, не страдая, это не пассионарность, а дикость. Привнести в мир еще какой-то процент дикости — не значит выказать себя пассионарным. Пассионарность — это экспансия. Прежде всего экспансия. Переберите страницы истории и сравните, как менялись в течение столетий границы России и тех самых регионов, которые вы называете пассионарными.

Вячеслав Рыбаков: Что же касается ислама, то он ведь только европейцу кажется единым. Он тоже очень разный. Как о христианстве и даже, возьмем мельче, о православии нельзя судить по каким-нибудь хлыстам и трясунам, так и об исламе нельзя судить по ваххабитам и талибам. В христианстве, скажем, теоретически можно найти элементы антисемитизма. Куда уж тут денешься: распяли так распяли, всей площадью кричали Пилату: «Распни его»! Но акцентировать на этих элементах внимание и делать из них политические выводы станет только тот, кто по тем или иным причинам, как правило, весьма далеким от истовой веры, хочет раскрутить политический или даже силовой конфликт. То же — и в исламе.

А считать всех преступников и насильников более пассионарными, чем непреступники и ненасильники, просто потому, что от них шума и крови больше — это очень распространенная ошибка, стоившая человечеству немало слез. Эпилептик во время припадка выглядит куда более решительным и активным, чем, скажем, человек, пишущий стихи или размышляющий о всемирном тяготении. Мелкая тоталитарная секта большевиков громче всех обещала очистительную бурю и потому казалась наиболее пассионарной — и таки свихнула мозги значительной части населения, и та пошла за большевиками. О последствиях долго говорить не нужно.

Может, кстати, показаться, что я в данном пассаже себе противоречу — не одобряю большевиков и октябрьский переворот, но в то же время кручинюсь о распаде СССР. Но это только кажется. Если система уже возникла, сложилась и утихомирилась, то в значительной степени уже все равно, как именно она родилась. Все равно — кровь уже пролита, обратно ее в жилы жертвам социальной судороги не впрыснешь. Но когда кровь уже давно перестала литься, всякая попытка отменить сложившееся положение и начать с нуля — есть не более чем новая социальная судорога, провоцируемая новой сектой и чреватая новой кровью. К тому же десятки лет исторических усилий выбрасываются псу под хвост, и люди сами себя сбрасывают на полвека, а то и на век назад. Китайская модель социализма тоже возникла на огромной крови — но там, все вовремя для себя уяснив, не стали пытаться начать с нуля, а просто направили уже существующую жизнь в надлежащем направлении.