— Тебе придется самому убить меня.

— Я ничего не прошу. Это должен быть твой собственный выбор. Ты должна сама согласиться стать одной из нас.

— Я не могу… Я видела Малверн… в ее гробу…

Позади нее раздалось шуршание шелка, и Кэкстон попыталась оглянуться, но сразу не смогла это сделать. Кто-то остановился у нее за спиной, но нет, ничего человеческого тут не чувствовалось. Наконец ей удалось повернуться настолько, чтобы увидеть женщину, которая присоединилась к ним. Женщина-вампир прижалась к стеллажам, словно цепляясь за свою драгоценную жизнь. Она была одета в длинное платье из пурпурного шелка, с шокирующим декольте и пышным кринолином. Напудренный серый парик возвышался на ее лысой голове, скрывая треугольные уши. На одном глазу у нее была черная шелковая повязка, а вокруг губ размазалась запекшаяся кровь.

Это была Малверн. Жюстина Малверн, такая, какой она, должно быть, выглядела, когда была полной сил, сытой вампиршей. Воплощение могущества и власти. Она не шевельнулась, не улыбнулась, не заговорила. Единственный ее глаз, не мигая, изучал Кэкстон. Но Лора видела истину, которая так хорошо скрывалась за этой внешностью. Малверн была в отчаянии. Она просила помощи и в то же время изучала Кэкстон, пытаясь понять, достойна ли та ее оказать.

— Мы нужны ей, Лора. Ты не можешь представить, как она страдает. Мы должны помочь ей, и, чтобы сделать это, тебе нужно стать одной из нас. Ведь твоя жизнь так жалка, правда? Я не хотел быть жестоким.

Во время разговора его голос менялся. Центральноамериканский акцент становился грубым, превращаясь в рычание. Малверн исчезла без предупреждения, оставив после себя лишь запах крови, который повис в воздухе и слегка переменился, почти незаметно, в запах преющего навоза.

Кэкстон сначала не поняла, в чем дело, но потом медленно повернула голову, глядя на Райса. Сон закончился, и вернулась реальность. Ничего не изменилось. Она все еще сидела на гробе вместе с Райсом, и единственным освещением была мигающая свеча. Он хотел, чтобы она думала, будто все еще спит, — иначе к чему такой тонкий переход? Но если до этого он выглядел по-человечески и был полностью одет, то теперь на нем были только его тренировочные штаны, а кожа была белее мыльной пены. Она подняла глаза и увидела лысую голову и заостренные уши. И рот был полон мерзких зубов.

До этого он выглядел как личность, как человеческое существо, уникальное, единственное такое среди остальных существ этого мира. Теперь же он был похож на того вампира, которого она помогала убивать, на того, которого Аркли уничтожил отбойным молотком.

«Конгрейв», — услышала она у себя в голове.

Так звали мертвого вампира. Райс определенно не заходил раньше так далеко. Или же ему теперь все равно. Он был уверен, что ей придется умереть.

— Теперь все зависит от тебя, — сказал он, протягивая ей что-то тяжелое, странной формы. Она опустила глаза и увидела, что это пистолет. Ее собственная «беретта», если точно.

— Она думала, что ты, может быть, поймешь и захочешь помочь. Но это зависит от тебя. Подними и вставь ствол себе в рот.

Кэкстон нахмурилась. Ее рука без малейшего усилия подняла пистолет. Мышцы сократились, поднося оружие ближе к лицу. И она знала, что опустить его будет сложнее, чем сделать то, что он велел. Она попыталась вспомнить то чувство забытья, которое было у нее во сне. Она попробовала сосредоточиться на том шаге, который станет решением всего.

Ей хотелось сделать Райсу приятное. И она поразилась, осознав это.

Она всегда пыталась сделать приятное любой влиятельной фигуре в ее жизни — отцу, начальству из дорожного патруля, Аркли. Почему бы и не вампиру, который имеет над ней такую власть?

— Давай, Лора. А я сделаю остальное, ладно?

Он не прикасался к оружию.