– Так… Так… Славненько! Давай-давай, родной – выручай несчастных земляков! – умолял Макс, лихорадочно разбираясь в рычагах на центральном пульте, – это, должно быть, сектор газа… Это высотный корректор… Это сектор шага винта. Точно! Вот вы-то голубчики для взлета и нужны!

Несколько шальных пуль пробили борта и остекление кабины. Пилот пригнул на всякий случай голову, посмотрел на бесполезный прибор температуры масла и покривился – что толку от его показаний, если параметров и режимов он не знал!? Да и минут необходимых для прогрева, сейчас просто не было.

– Плевать!.. Не заклинит же он теперь. Зови парней – чего они там застряли?! – прокричал он Рябому.

– Не меньше двадцати пожаловало! – прерывая стрельбу, пояснил Барклай. – Не дадут взлететь, понимаешь? Стоит замолчать – бегут, суки, со всех ног в нашу сторону! Не дадут взлететь, сволочи!!

Рябой глядел, как спецназовец ловко определяет вражеские позиции по вспышкам и моментально бьет в ответ короткими – в два-три выстрела очередями. Затем, откатившись на пару метров в сторону и затаившись, снова выискивает цели…

С минуту покусывая потрескавшиеся губы, работяга о чем-то напряженно раздумывал, потом вдруг твердо сказал:

– Летите без меня!

– Ты что?! Совсем очумел!? – от изумления Всеволод аж перестал нажимать на спусковой крючок.

– Летите, тока оставьте мне автомат и патронов.

– Да они ж тебя тут заживо похоронят!.. – огрызнулся он очередью и пригнулся.

– Енто знамо дело. Но и у меня свои счеты с ними имеются. Поквитаться бы надобно – долги раздать и прочие денвиденты.

– Брось, мужик. Ни к чему тут геройство с гордостью показывать! Сейчас половину положим, другая сама поостережется лезть. И улетим все вместе!

– Не получится, – с непостижимой уверенностью молвил Рябой.

– Это почему же?!

– У них в деревянном домишке гранатометы имеются. Видать сразу не взяли, посчитав дело несурьезным, да скоро поднесут. А коли поднесут, так спалят наш аэроплан, што пук сухой соломы.

Поменяв в автомате магазин, подполковник попытался рассмотреть глаза этого человека, при первом знакомстве показавшегося если не предателем и прихвостнем грузинской лагерной охраны, то, по меньшей мере, трусоватым и ненадежным слабаком. Однако в предрассветной темноте был виден лишь слабый контур сутуловатой, тощей фигуры.

– Почему раньше не сказал про гранатометы?

– Так никто ж не спрашивал! Да и не думал я, што до них дело-то дойдет.

Барк молчал, не зная, чем ответить на его отчаянный порыв…

– Идите. Оставьте мне патронов поболе и идите. У вас семьи, небось – детки с женами. А я один как перст на всем белом свете остался. Меня когда в полон-то чечены забирали – всю семью и побили – женщины тута в рабстве без надобности… Бегите, братцы!..

– Ну, наконец-то! – возрадовался появлению товарищей угонщик и передвинул рычаг сектора газа.

Самолет, взревев, тронулся с места. Оглянувшись еще раз по сторонам, он вдавил правую педаль, развернул Ан-2 против ветра, включил посадочные фары и перевел рукоятку газа вперед до упора.

– Помоги мне Господи, еще разок! – попытался он перекричать работающий на взлетном режиме двигатель и толкнул сектор шага винта почти до приборной доски.

«Антошка» послушно рванул вперед, резво набирая скорость и стуча огромными неуклюжими лыжами по наметенным за ночь сугробам. Чуть отдав штурвал вперед, пилот заставил биплан оторвать от земли заднюю лыжу и, через мгновение, рванул колонку на себя.