Она повсюду сопровождает меня. Но только не в Москву… Я же часто бываю там. Вижусь с дочкой, которая, похоже, готовится стать матерью… Кто он, этот возмутительный негодяй? — спросил я. В ответ она засмеялась и сказала, что я его не знаю. И добавила, что если бы не было этих возмутительных негодяев, то население земного шара вымерло. И ее бы не было… При этом она выразительно посмотрела на меня…

Она часто приезжает ко мне, и тогда мы со Славой возим ее по Парижу. Конечно, Елисейские поля… Конечно, Собор Парижской богоматери… Конечно, Монмартр, конечно, Версаль… И прочее, прочее… В общем, весь туристический набор…

Ей страшно все нравится, но, пробыв несколько дней, она рвется назад, в Москву. Говорит, там интереснее… Саша очень подружилась с моей женой. Саша называет ее "тетя Слава", а та ее — "дитя порока".

Моя главная картина, которую я сам всегда считал шедевром, почему-то не продается.

Все считают ее неудачей. Я отвел ей уголок в своей мастерской, и она по-прежнему стоит, закрытая от нескромного глаза серо-вишневым покрывалом, дожидаясь того великого часа, когда людей заинтересует то, что всегда волновало меня, и они попросят у автора прощения…

Возможно, при жизни мне этого не дождаться. В истории такое встречается сплошь и рядом…

Я редко подхожу к своему любимому творению. Я дал себе слово никогда ничего в нем не менять, и никогда больше моя рука не коснется его. Пусть оно останется неизменным. Пройдут годы, я постарею, оно — никогда. Ведь это автопортрет…

Иногда мне вспоминается старый сон, приснившийся мне в поезде по дороге в К***, когда я ехал к Алексу. Во сне я искал телефонную будку на Неглинке, чтобы позвонить и сказать брату что-то важное, от чего зависит вся жизнь. Помнится, я тогда никак не мог до него дозвониться…

Я редко звоню брату. В этом виноват только я… Несколько дней назад я набрал его номер. Брат подошел к телефону. Я услышал его мягкий, глубокий баритон. И я прочитал ему прощальное письмо отца. И брат заплакал… Я сказал ему, что письмо адресовано нам обоим. Хотя о брате в письме ни слова…

Почему, отец, почему?.. Вопросы, вопросы, вопросы… И уже не будет на них ответа…

Хотя на один вопрос ответ я получил. Через несколько дней мне позвонил брат и рассказал мне то, чего не говорил прежде и чего я не знал. Оказывается, отец покончил жизнь самоубийством…

Отцу начали сниться какие-то странные сны, сказал брат. И эти сны сильно его беспокоили. Все это ему рассказал отец незадолго до ухода…

Отцу снились люди, которые исковеркали ему жизнь. Несчастный, он видел их так ясно, отчетливо и почти осязаемо, что, казалось, эти страшные люди восстали из могил, чтобы и дальше уродовать жизнь ему и всем, кто был с ним рядом.

Теперь, после прочтения письма, он уверен, сказал брат, что именно это привело отца, который был тогда близок к помешательству, к мысли о смерти. Он назначил себе день, и поэтому с такой определенностью знал, когда умрет…

Брат считает, что отец принял какой-то трудно определяемый яд, который вызвал остановку сердца. Видимо, сумел каким-то образом разжиться этим ядом в то время, когда служил органах. И поэтому смерть выглядела такой естественной и обычной…

Скорее всего, задумчиво добавил брат, отец полагал, что с его смертью бесследно исчезнут и те, кого он так боялся и кого так ненавидел…

…Много лет назад, солнечным зимним утром, мы с братом отправились на охоту.