Я вспомнил окровавленного Анну. Нет, этот получил по заслугам. Однозначно. Но история-то опять пошла по другому пути. Мало того, что сейчас события на три года раньше происходят, так никто в прежней реальности и Анну не калечил. Еще много лет бывший первосвященник был главным в Иерусалиме и даже поучаствовал в суде над апостолами Петром и Иоанном. А теперь он без языка — какой уж судья…

— Надо вызывать сюда всех ближайших учеников Иешуа — решился я — Пусть с собой приведут еще сочувствующих и родственников.

Нам точно не помешает такая «общественная поддержка».

— Их всего одиннадцать — уточнил Никодим — Иуда недавно повесился.

— Слышал, он предал Иешуа? — я посмотрел на Иосифа.

В этой паре с Никодимом он явно был главным. Богатый еврей, член Синедриона от партии саддукеев. Наверняка Лонгин взял у него деньги с разрешения Пилата. А значит Иосиф и с Понтием, что называется, «на короткой ноге». Это о многом говорит.

— Я вот чего до сих пор не понимаю — опять заговорил Никодим — Учитель трижды за эти годы проповедовал в Иерусалиме. И храмовая стража, и книжники, и старейшины хорошо его знали в лицо. Зачем им нужен был Иуда?

— Эх, тоже мне книжники! — вздохнул Петроний — Слышал я про этот арест. В толпе не взять должны были Равви вашего, а убить. Под шумок.

— Ты что-то об этом знаешь? — напрягся Иосиф

— Для дела такого из Галилеи прибыл опытный наемник. Сириец. Нам доводили про него, розыскной лист аж из самой Кесарии прислали. Первосвященники оплатили убийство вашего Мессии.

Петроний поморщился. Видимо до сих пор сильно жалел, что не удалось тогда поймать преступника.

— Теперь все сходится — кивнул Иосиф и жадно принюхался к каше. Но быстро отвел взгляд. Я понял, что есть ему хочется, только с гоями делить трапезу «некошерно».

Вскоре оба еврея споро разожгли собственный костерок, достали из сумок, обернутое в лопухи мясо, похожее на ребра барашка, и принялись жарить его на огне. Легионеры завистливо косились на самодельный вертел, с которого на угли капал ароматный аппетитный жир.

— Небось этот Сириец заранее не знал в лицо Иешуа — продолжил рассуждать Иосиф — Вот Иуде-подлецу и пришлось при всех целовать Учителя.

— Это что же получается… — встрепенулся Никодим — Петр тогда спас Учителя? Он ведь в толпе отсек мечом ухо какому-то слуге Каиафы. Наверное, это и был тот самый Сириец.

— Получается, что спас — тихо поговорил Иосиф — Только земной путь Иешуа все-равно уже был предопределен. И учитель знал об этом…

— Марк! Сколько тебя ждать? — центурион подвинул мне котел с остатками каши — Ешь, и ложись спать. В караул не пойдешь — чую, завтра тебя тяжелый день ожидает.

После всех тревог и волнений минувшего дня я уснул практически моментально. Но сон мой был не менее тревожным. Я слышал плач Вики, слышал, как она звала меня сквозь слезы, и ощущал, как ей горько и больно остаться одной. Это рвало мое сердце в клочья. Бесконечные темные коридоры и переходы какого-то здания, и я — блуждающий по ним в поисках своей любимой. Голос ее эхом разносился под высокими сводами коридора, он то отдалялся от меня, то приближался — и тогда я, выбиваясь из сил, бежал на ее отчаянный зов. Но найти ее в этом огромном лабиринте я так и не смог…

* * *

Разбудили меня ранним утром — рассвело, но солнце еще не встало. Стоило показаться над деревьями сада краешку светила, как в наш лагерь зашло аж два десятка легионеров во главе с высоким, худым центурионом.