Айзек Азимов. Тринадцатый день рождества
Был год, когда мы радовались, что кончилось Рождество. Это был мрачный сочельник, я не ложился, слушая вполуха про бомбы. Мы с Ма оставались на ногах до полуночи Нового Года. Потом позвонил Па и сказал: – О'кей, все кончилось. Ничего не произошло. Я скоро буду дома. Мы с Ма заплясали, словно к нам в гости собирался Санта-Клаус, а через час приехал Па, и я отправился в постель, где отлично выспался. Понимаете, дом у нас не совсем обычный. Па руководит группой детективов, и в те дни из-за этих террористов вполне мог облысеть. Потому что, когда 20 декабря штаб-квартиру предупредили, что в Новый Год взорвут советское представительство при ООН, это было очень серьезно. По тревоге была поднята вся группа, подключилось ФБР. У Советов, я полагаю, тоже есть секретная служба, но ничто не могло удовлетворить Па. День перед Рождеством был сумасшедшим. – Если кто-то настолько спятил, что решил подбросить бомбу и плевал на последствия, он, похоже, сумеет это проделать, невзирая на все наши ухищрения. – Голос Па был таким мрачным, каким мы его никогда не слышали. – Неужели нельзя узнать, кто это? – Спросила Ма. Па покачал головой. – Письма составлены из вырезанных газетных фраз, наклеенных на бумагу. Отпечатков пальцев нет, только грязные пятна. Исходные данные ничего не дают. – Наверное, это кто-то, кому не нравятся русские, – заметила Ма. – Это почти не сужает поиск, – сказал Па. – Советы уверены, что это сионисты, и нам приходится не спускать глаз с Лиги Защиты Евреев. – Но, Па, – вмешался я, – это же не разумно, ведь евреи не празднуют Рождества. Оно для них ничего не значит, между прочим, как и для Советского Союза. Они официальные атеисты. – Причем тут русские? – проворчал Па. – А теперь отвяжись. Завтра может быть денек хуже некуда, Рождество там или нет. После чего он ушел. Его не было весь день, и это было очень плохо. Мы даже не открыли свои подарки, просто сидели и слушали радио, настроенное на станцию новостей. А когда в полночь позвонил Па и ничего не случилось, мы вздохнули с облегчением, но я так и забыл развернуть подарок. Ничего не произошло и до утра 26-ого. Мы отпраздновали свое Рождество. Па был свободен в тот день, и Ма испекла индейку на день позже. Ничего не случилось и после обеда. Мы все время говорили об одном и том же. – По-моему, – сказала Ма, – тот, кем бы он ни был, не отыщет никакой лазейки, чтобы подложить бомбу, раз Министерство Юстиции привело в готовность все силы. Па улыбнулся, показывая, что ценит лояльность Ma. – Я не думаю, что все наши силы приведены в готовность, – заметил он. – Но какая разница? Бомбы нет. Возможно, это был просто блеф. Держу пари, даже без бомбы русские при ООН провели столько бессонных ночей, что не известно, что хуже. – Если он не подложил бомбу на Рождество, – предположил я, – то, может быть, решил сделать это в другое время? Вдруг он просто назвал Рождество, чтобы всех переполошить, а потом, когда все уляжется… Па отвесил мне легкий подзатыльник. – Что-то ты слишком разошелся, Ларри. Нет, я так не думаю. Настоящие террористы ценят только ощущение своей силы. И если они говорят, что то-тот и то-то произойдет в определенное время, то оно происходит с точностью до минуты – это для них не забава. Но я не успокоился, подозрения мои не исчезли. Однако, шли дни, взрыва все не было, и постепенно Министерство вернулось к нормальной работе. ФБР убрало своих людей, и даже русские, кажется, забыли обо всем, по словам Па. |
