– Тристан…

Он рассмеялся и обнял ее.

– Это просто замечательно, я даже не знал, что так бывает, – Тристан вздохнул. – Нам нужно чаще уезжать сюда. Я очень беспокоюсь за Эденби, и намерен поскорее заняться делами. Я просто хотел… просто хотел кое-что отыскать здесь. Ни дух Лизетты, ни дух моего отца не могли появляться в Бэдфорд Хит, я чувствую, что вокруг меня что-то происходит, но не могу понять что. На нас с Джоном напали в Лондоне…

Женевьева вскрикнула.

– Тристан, ты никогда не рассказывал мне об этом!

Он пожал плечами.

– В то время я думал, что тебе все равно, но… – он сделал паузу и заглянул в ее глаза. Тристан уже собирался было сказать, что нападавшие были непросто грабителями, а скорее всего подосланными убийцами, но потом передумал, потому что это только еще больше расстроило бы Женевьеву.

– Это ничего не значит, Женевьева, мы быстро утихомирили тех подонков, я даже не знаю, почему теперь вспомнил об этом. Просто… я решил показать, что эти «привидения» – трюк, имеющий в своей основе обычные плоть и кровь. Здесь останется Томас, и я уверен, что он скоро поймает этого «призрака».

Женевьева заколебалась, не зная, рассказывать ли Тристану о тени в окне или нет. Но с тех пор она больше ничего не видела, и ей вовсе не хотелось, чтобы Тристан думал, что она верит в приведения.

Тристан свистнул, и Пирожок, пасшийся неподалеку на зеленой сочной весенней траве, немедленно подбежал к ним. Тристан помог Женевьеве взобраться в седло, затем вскочил на коня сам. Она прильнула к нему, слушая биение его сердца и ощущая тепло его тела.

У ступени лестницы замка Пирожка взял мальчик-грум. Тристан протянул Женевьеве руку, и они вместе поднялись наверх. Дверь открылась и навстречу вышла Эдвина с отчаянно орущей Кэтрин на руках.

– Благодарение Господу, Женевьева! – воскликнула она с улыбкой. – Малышка голодна, а характер у нее хуже, чем у тебя.

– У меня совсем нет характера, – фыркнула Женевьева и взяла дочь. Она погладила Кэтрин по щечке, и та сразу же зачмокала губками и начала искать сосок.

– Я отнесу ее в комнату, – быстро сказала молодая мать.

Тристан улыбнулся и пообещал, что скоро придет к ней. Он поблагодарил Эдвину за то, что та согласилась присмотреть за их дочерью, и дала им возможность немного побыть наедине.

На полпути Тристан окликнул ее, и Женевьева оглянулась.

– Дорогая, скажи Мэри, чтобы та собирала вещи, завтра поутру мы выезжаем в Лондон.

Она кивнула и поспешила дальше. Кэтрин становилась все более и более нетерпеливой.

Спальня была хорошо протоплена, свечи зажжены, все было готово к ее возвращению. Занавеси над постелью были отдернуты, и на кровати была постелена чистая пеленка для ребенка. Мэри знала, что Женевьева кормит лежа. Она начала уже расстегивать лиф платья, направляясь к кровати, но внезапно остановилась, заметив сквозь оконное стекло странное движение какого-то светлого пятна на опушке леса.

Женевьева нахмурилась, подошла к самому окну и, вглядевшись, увидела двух мужчин, освещенных фонарем. Они остановились среди деревьев и о чем-то оживленно беседовали. Затем один из них что-то протянул другому, очевидно какие-то документы, а второй взял их и отдал взамен мешок, скорее всего – кошелек с деньгами. Она прижалась к стеклу носом. В это время рассерженная Кэтрин издала гневный вопль, и Женевьева, не отрывая взгляда от окна, сунула ей в рот грудь.

Внезапно она замерла: ей показалось, что в одном из этих людей она узнала сэра Гая. Из-за разделявшего их расстояния нельзя было разглядеть его лица, но ей были знакомы эти движения, эта походка, то, как он вспрыгнул на коня… Этот конь, несомненно, принадлежал раньше ее отцу.