Хотя тут же решил дальше писать информацию, полученную от начальника особого отдела Марченко. Раз Москва требует показать необходимость резкого увеличения советских войск, он не только покажет ее, но и докажет.

«По обе стороны минной гавани эстонцы расположили две морские батареи, которые в случае надобности смогут расстреливать наш военно-морской флот. Кроме того, эстонцы в своем арсенале спрятали третью морскую батарею, которая в случае надобности сможет поражать наш военно-морской флот прямой наводкой».

Никитин оторвался от писанины и посмотрел в раскрытое окно, в которое врывался прохладный морской воздух. На рейде виднелись красивые силуэты двух новейших советских эсминцев — флот, как знал полпред, уже начал морскую блокаду прибалтийских стран. А так почти мирная картина — транспорты стоят у причалов, жаркий полдень, прогуливающиеся по набережной люди — вот только береговых батарей не видно. Но кто ж в Москве будет считать здешние мифические пушки?

«Объявлен сбор Кайцелита. Все перечисленные мероприятия направлены, безусловно, против СССР: из отдельных разговоров можно вывести заключение, что создания единой армии численностью до 1 млн человек требуют от «Балтийской Антанты» Англия и Франция».

Полпред усмехнулся — население всех трех прибалтийских стран не имело и шести миллионов, и мобилизовать столько народу они не смогли бы, призвав даже ветхих стариков и старшеклассников. Но тут важна была сама круглая, а потому и устрашающая цифра.

Да и Англии с Францией сейчас не до Прибалтики: войска первой сдались, а второй — разбиты, немцы уже у Парижа. Нет, англофильские настроения среди эстонцев и сейчас были, но слабые, еле слышимые.

Зато на Германию стали надеяться многие, только и велись разговоры. Вот только немцы сейчас союзники СССР, а потому надежды на них у местных буржуев абсолютно беспочвенны.

«Фельзеннест»

— Послушайте, Риббентроп, перестаньте волноваться! Дышите глубже!

Андрей осадил министра иностранных дел, что напомнил ему знакомые строчки любимого поэта — «он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс».

— Большевики два месяца топтались перед финскими дотами, вот и отвечайте, что переброска наших дивизий есть не что иное, как форма замаскированной помощи! — утешил министра Андрей и представил, как вытянется лицо Сталина от такого замаскированного оскорбления. — Меня другое беспокоит — от военных действий большевиков может пострадать немецкая диаспора, которая проживает в прибалтийских странах. Сколько там немцев?

— Более трехсот тысяч, мой фюрер! — тут же ответил Риббентроп, подобострастно, другого слова не скажешь, посмотрев на Андрея.

— Я не желаю, чтобы кто-то из немцев погиб, а потому можете легонько намекнуть послу, что у нас найдется, чем и кем их защищать! От прибалтов, конечно, кхм… Но легонько! Посоветуйте решить проблему исключительно мирными средствами, ибо массовая гибель родственных немцам народов произведет в Германии самое неблагоприятное воздействие. Тягостное, я бы так и заметил! Тем более сейчас, когда наши войска стоят у стен беззащитного Парижа, а вся французская армия фактически прекратила сопротивление.

— Посол передал поздравительную телеграмму от Молотова по случаю взятия нами столицы Франции!

— Даже так?! — Андрея удивило не это, а цинизм партийных историков, что с пеной у рта отрицали существование германо-советского альянса, пакта и таких телеграмм.