Собеседник явно был чем-то угнетен. Он вздохнул:

— Всякие странные случаи стали вдруг происходить со мной. Хочу вашей помощи…

— К вашим услугам, сударь!

— Вечером вы что делаете?

— Иду в Мариинку.

— А после?

— Еще не знаю. Ближе к вечеру протелефонируйте мне, мы и решим.

— Очень нужно посоветоваться с вами, Аполлинарий Николаевич. Слишком серьезно то, что меня беспокоит. — Он просительно взглянул на собеседника. — Речь, возможно, идет о моей жизни.

Соколов удивленно поднял бровь, внимательно глядя в лицо собеседника. Потом решительно произнес:

— Вечером увидимся!

— Только на вас, граф, вся надежда.

Едва Соколов сбросил на руки дежурного офицера шинель, как к нему с широкой улыбкой направился Джунковский.

Несмотря на некоторую полноту, генерал-майор держался по-военному прямо. Голубовато-светлые глаза светились умом.

Пройдет всего несколько лет.

Все смешается в российском доме.

Джунковского, одного из самых дельных и честных сынов России, будут допрашивать в Чрезвычайной комиссии Временного правительства.

Поэт Александр Блок, радовавшийся свержению монархии, как радуется неразумное дитя зачавшемуся в избе пожару, окажется среди дознавателей. Ему доверят важный пост — главного редактора стенографического отчета комиссии. Разумеется, не бескорыстно. Ежемесячно он будет получать конверт с изрядным для того времени жалованьем — шесть сотен целковых.

Деньги эти поэт отрабатывал усердно: ездил на допросы, «порой допрашивал и сам и непристойно издевался» (Ив. Бунин).

2 июня 1917 года после допроса Джунковского автор «Двенадцати» в своем дневнике напишет: «Погоны генерал-лейтенанта… Неинтересное лицо. Голова срезана. Говорит мерно, тихо, умно». Впрочем, с поэтической непоследовательностью тут же переменит мнение: «Лицо значительное. Честное… Прекрасный русский говор».

Джунковский двумя руками потряс ручищу Соколова:

— Граф, я рад, что вы приехали! Вы очень мне нужны. Я ведь отлично помню, как мы с вами в Москве охотились за убийцами начальника губернской канцелярии и как вы всем нам преподнесли урок.

— Когда сыщики во главе с Кошко по ошибке схватили по подозрению в убийстве знаменитого маэстро Левицкого? — Соколов рассмеялся. — Там с самого начала было видно, что полиция пошла по ложному следу.

Джунковский взял под локоть Соколова и отвел его в сторону, остановившись возле окна. Негромко, мерно произнес:

— Спасибо, что отозвались на мою телеграмму.

— Владимир Федорович, это я вам признателен. Ваше приглашение как нельзя более кстати. Мой отец давно недужит, я получил повод навестить его.

— Я мало знаком с Николаем Александровичем, но много наслышан о его полезной деятельности как члена Государственного совета, — любезно отозвался Джунковский. — Скажите ему мой поклон. Да, дело у меня к вам, граф, самое серьезное…

Джунковский задумчиво стал барабанить пальцами по оконному стеклу, раздумывая, с чего начать.

Родословная товарища министра внутренних дел восходила к началу XVI века. Тогда в Москву к Василию III прибыл легендарный монгольский князь Мурза-хан Джунка.

Русская ветвь началась в эпоху Петра I. Потомки товарища министра занимали важные государственные посты, отличаясь широтой ума и кристальной честностью.

Отец министра родился в 1816 году, сделал блестящую карьеру и достиг чина генерал-майора.

Сам Владимир Федорович служил в Преображенском лейб-гвардии полку и затем четырнадцать лет был адъютантом московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича.