— Я совершенно не понимаю твоего друга, — сказал он Этте, — если бы я раньше видел ее, я не разрешил бы тебе знакомство с ней. Она более похожа на профессионального маляра, чем на леди. И потом, прежде, чем сесть, я должен был очистить себе место от ужасного блюда с остатками холодной свинины. Она противоречила мне во всем, даже в том, что касалось моей родной дочери, как будто я тебя не знаю, и давала мне советы.

— Разве это нехорошо с ее стороны?

— Нет, совет всегда хорош, но он не всегда полезен, как в данном случае. И затем она переменила разговор и говорила неслыханные вещи о женщинах… И затем… я сам не знаю… как это случилось… Ты же знаешь, что я никогда не говорю о мореходстве…

— Конечно, дорогой, никогда, — согласилась Этта.

— Конечно, но мы как-то перешли на эту тему и у нее оказались огромные познания в морских делах. Что касается до паровых насосов…

— А что еще она говорила? — с нетерпением узнать, что говорила о ней Клементина, осведомилась Этта. — Она, наверное, говорила что-нибудь обо мне?

— О тебе? Я уже сказал тебе, — он взял ее за подбородок.

— Вы не все сказали мне, родной!

— Она сообщила мне, что выбрала для вас гораздо более подходящего мужа, чем я, и затем пришла та маленькая девочка, о которой ты мне рассказывала, маляр обратился в обыкновенную женщину и предложил мне играть с ребенком на полу.

— Как, вы играли, дед? Когда я была маленькая, вы делали вид, что проглатываете вилку. Вы и теперь проглатывали ее?

Суровое лицо распустилось в улыбку.

— Конечно, причем это была вилка из-под холодной свинины, вытертая газетой и, как ты думаешь, что она в конце концов сказала?

— Никто никогда не может предугадать, что может прийти Клементине в голову.

— Она попросила меня позировать для эскиза карандашом. Мое лицо показалось ей с художественной стороны интересным. Кому на свете могла еще понадобиться моя безобразная, старая рожа.

— Но, дорогой, по-моему, у вас прекрасная рожа, — воскликнула Этта. — Я говорю прекрасная не в том смысле, как это говорят фотографы, но в смысле характерности и выразительности; настоящее лицо для художника…

— Я уверена, — она бросилась к столику и поднесла ему зеркало. — Взгляните.

Он взглянул и инстинктивно пригладил вьющиеся седые волосы на висках.

— Ты — глупый ребенок, — сказал он.

Она поцеловала его.

— А теперь сознайтесь, что вы никогда не проводили время лучше, чем сегодня у Клементины?

— Я не отрицаю, — заявил адмирал, — что она в высшей степени интеллигентная женщина.

Таким образом дочери Евы проводят всех сыновей Адама и, между прочим, английских адмиралов.

Счастливые дни начались и для Квистуса, для которого Лондон возымел новую прелесть после Парижа. Все здесь улыбалось ему, начиная с большого задуманного им труда. Он хотел дать полную картину жизни древнего человека до открытия железа. Это не должен был быть мертвый каталог древностей. Древности и найденные факты должны были служить только основой для труда, о котором он столько мечтал и к которому только теперь решил приступить.