Начинайте!
Она взяла табак и бумагу и села в кресло, свертывая папиросу.
— Садитесь. Можете курить, если желаете. Можете пить чай… Я не хочу.
Вандермер налил себе чаю и отрезал огромный кусок кексу.
— Я должен предупредить вас, — начал он, придвигая свой стул ближе к ней, — что мой рассказ будет долог. Я начну с самого начала.
— Ради Бога, начинайте скорей.
Вандермер был достаточно хитер, чтобы сообразить, что начать непосредственно с м-с Фонтэн, значит, сразу восстановить ее против себя.
— Я начну с того, что существовали три человека: Джон Биллитер, Евстав Хьюкаби и я.
— Хьюкаби? — изумилась Клементина. — Что он имеет общего с вами?
— Самый большой негодяй из нас троих, — заявил Вандермер.
Клементина вся обратилась во внимание.
— Продолжайте, — произнесла она.
Вандермер с точностью, потому что истина в данном случае была более потрясающа, чем любая выдумка, обрисовал ей историю их отношений с Квистусом во времена их благосостояния, т. е. когда он был корреспондентом, Хьюкаби — наставником в Кембридже, а Биллитер не прокутил еще своего состояния. Он рассказал про их постепенное падение, помощь Квистуса и еженедельные обеды.
— Никто кроме вас троих не знал об этом? — дрожащим голосом осведомилась Клементина.
— Насколько мне известно, ни одна душа.
Он рассказал, как они у него напились; о гневе Квистуса; о прекращении свиданий; о необыкновенном вечере, когда Квистус возвел их в своих гениев зла; об его безумии; об его идее совершать подлости; о своем собственном предложении относительно Томми.
— Вы… — отвратительные черти, — сквозь зубы прошипела Клементина. Даже в самых своих невероятных предположениях она не представляла себе подобной жалкой и в то же время чудовищной истории. Она сидела совершенно подавленная и бледная с папиросой между пальцев.
Вандермер не обратил внимания на ее восклицание. Он продолжал свою историю. Рассказал о Биллитере и ипподроме, о Хьюкаби и его сердечной экспедиции.
— Боже мой! — воскликнула Клементина. — Боже мой!
Он рассказал о встрече их троих в таверне. Об их голоде и нужде. О заговоре отправить в Париж женщину, которая сумела бы вытянуть у Квистуса три тысячи фунтов.
— Ее имя!.. — в страшном напряжении крикнула она.
— Лена Фонтэн, — был ответ.
Клементина побледнела как полотно и откинулась в кресле. Она потеряла сознание. Она с раннего утра много работала и волновалась. Вандермер вскочил.
— Чем могу я вам помочь? Воды или, может быть, чаю?
— Ничего, — коротко отказалась она. Одна мысль принять что-нибудь из его отталкивающих рук внушала ей отвращение. — Мне лучше… Продолжайте… Расскажите все, что вы о ней знаете…
Он передал известные ему от Биллитера незавидные подробности, добавляя, что они идут из вторых рук. В результате он уведомил ее о последнем сообщении Хьюкаби, сообщил собственные воззрения на поведение Хьюкаби и обрисовал положение свое и Биллитера.
— Теперь вы видите, — произнес он, — почему мне была важна тайна.
— На что же вы рассчитывали, рассказывая мне все это?
Вандермер встал.
— Только на удовлетворение своей мести.
Клементина вздрогнула и закрыла в ужасе лицо руками. Затем она подняла обе ладони.
— Уходите! Уходите! — прошептала она сдавленным голосом.
Взгляд Вандермера упал на стол рядом с Клементиной. На нем лежал отрезанный и несъеденный, благодаря рассказу, большой кусок кекса. |