— Вы так же сядьте. Тогда мы будем все одинаковы…

— Боже, благослови мою душу, — сказал он, окончательно ошеломленный. — Я… я — не могу…

— Почему?

— Потому что я слишком стар для этого.

Она, казалось, удовлетворилась ответом и продолжала игру. Полаяв, Бимбо высунул язык и завилял хвостом. Шейла комично высунула свой маленький красный язычок.

— Не виляй хвостом, Бимбо. Это нехорошо, потому что у меня нет хвоста. Почему у меня нет хвоста, дядя Еф… Еф… Ефим?

— Потому что вы девочка, а не собака.

В это время плюшевая кошка закачалась и упала.

— Боже, благослови мою душу, — воскликнул маленький попугай, — вы слишком стары для этого, Пинки.

— Шейла, — со страхом, сознавая возложенный на него ответственный пост, сказал Квистус, — пойдите сюда.

Она покорно встала и положила ему руку на колено. Освобожденный Бимбо принялся разыскивать у себя блох…

— Вы не должны говорить: «Боже, благослови мою душу», дорогая.

— Почему? Вы же так сказали.

Как у детей существуют определенные вопросы, так и у взрослых определенные ответы.

— Маленькие девочки не могут говорить того, что говорят старые люди, ведь старики и ложатся позднее, чем маленькие девочки.

Она серьезно посмотрела на него.

— Я знаю. Дадди говорил «проклятие». А я не смела этого говорить. Я никогда, никогда не говорила. А когда однажды Пинки сказала это, я поставила ее в темный-темный угол на двадцать миллионов лет. Вы, конечно, понимаете, что это только для Пинки было двадцать миллионов лет, а на самом деле это было десять минут.

— Она наверное очень испугалась, — невольно спросил Квистус, и сам удивился, как странно прозвучали для него эти слова.

— Она страшно побледнела, — ответила Шейла. — Она до сих пор не может прийти в себя, посмотрите, — подняла она игрушку.

— Она также потеряла тогда один ус, — продолжал Квистус, рассматривая животное, которое держали за нос.

— О, нет, — возразила она, удобно устраиваясь между его коленями, — Пинки — волшебная принцесса, а когда-нибудь она снова получит свою корону, и красную мантию, и скипетр. Злой колдун обратил ее в кошку. Однажды сам он обратился в огромную крысу, больше, чем миллион, биллион, хиллион домов, и откусил ей один ус. Это Дадди мне рассказал.

Квистус не имел понятия о подобных сказках. Но ответ он должен был дать, так как она выжидающе смотрела на него. К своему удивлению, он нашелся, что сказать:

— Наверное красоте Пинки при ее превращении опять в принцессу немного повредит отсутствие уса.

На что Шейла возразила:

— У принцесс не бывает усов; вот если бы злой колдун в образе огромной крысы пожелал откусить бы ей нос, то, конечно, ее красота была бы в опасности. Но Пинки защищала добрая фея, и когда колдун хотел откусить ей нос, то добрая фея бросила перцу, колдун чихнул и мог откусить только ус.

— Это было очень счастливо для Пинки, — согласился Квистус.

— Очень, — подтвердила Шейла. Она прижалась к его колену и приумолкла. Он не мог ничего изобрести. В его голову приходили самые идиотские замечания, но он отбрасывал их, как негодные для пятилетнего ребенка. Его пальцы машинально играли ее мягкими волосами. Вдруг она обратилась к нему с обычной детской просьбой:

— Расскажите мне сказку…

— Боже милостивый, — испугался он, — кажется, ни одной не знаю.