Изменить размер шрифта - +
 — Прежде всего нужно расстаться с Хьюкаби. Дружба с подобным человеком была невозможна. Через час после ванны и завтрака он сидел с Хьюкаби в гостиной. Хорошо одетый, опрятный, трезвый Хьюкаби сообщал ему новости. М-с Фонтэн ввела его в общество своих французских друзей. Она чувствовала себя хорошо и изобретала новые развлечения, чтобы остаться подольше в Париже. Леди Луиза нашла себе кавалера в лице пожилого французского маркиза, обладавшего большими гастрономическими познаниями.

— Леди Луиза, — облегченно вздохнул он, — очаровательная леди, но не особенно развитая в умственном отношении спутница.

— Вы, на самом деле, ищете умственно развитых людей, Хьюкаби? — осведомился Квистус.

Хьюкаби закусил губу.

— Вы помните наш последний разговор? — выговорил он наконец.

— Помню, — ответил Квистус.

— Я просил вашего содействия. Вы обещали, я говорил серьезно…

— А я нет… — сказал Квистус.

Хьюкаби схватился за ручки кресла, он не знал, что ему возразить.

— Я хотел сообщить вам, — перебил его Квистус, — о происшедших с тех пор переменах. Я уехал из Парижа больным, а вернулся здоровым. Я хотел бы, чтобы вы учли все значение моих слов… Я повторю их.

Он повторил. Хьюкаби зорко посмотрел на патрона, который с улыбкой выдержал испытание.

— Мне кажется, что я понимаю, — медленно начал он, — значит, Вандермер и Биллитер…

— Я навсегда выбрасываю Вандермера и Биллитера из своей жизни, конечно, предварительно обеспечив их.

— Без сомнения у них аппетиты гораздо больше, чем вы можете им дать, — возразил Хьюкаби, мозг которого лихорадочно работал. — Вы должны поставить им свои условия.

— Я не думаю этого, — сказал Квистус.

— Только вор знает вора, — с горечью возразил Хьюкаби. — Я говорю для вашей же пользы.

Он закрыл глаза рукой, как бы прячась от их ненавистных лиц. Они замолкли. Хьюкаби провел языком по пересохшим губам.

— Как же я? — спросил он наконец.

Квистус молча махнул рукой.

— Мне кажется, что вы правы, не выделяя меня, — продолжал Хьюкаби. — Бог видит, что я не смею их судить. Я был все время заодно с ними. — Квистус кивнул. — Но я не могу вернуться к ним.

— Вам не будет надобности возвращаться к ним, получая от меня, как и они, пенсию.

Хьюкаби весь затрепетал в своем кресле.

— Если только существует Бог на небе, я не хочу иметь ни одного пенни от вас на таких основаниях.

— Почему?

— Потому что мне не нужны ваши деньги. Я хочу быть в состоянии добывать их лично честным трудом. Я хочу от вас только помощи и сочувствия… Я хочу, чтобы вы помогли мне жить честно и трезво. Вы не можете сказать, что я не исполнил данного вам при отъезде обещания. Я до сих пор не имел ни капли алкоголя во рту, и если вы поможете, я клянусь, что никогда не дотронусь больше до него. Чем могу я вам доказать, — ломая себе руки, воскликнул он, — что я говорю серьезно?

Квистус размышлял. Вдруг на его лице появилась улыбка, та самая полунасмешливая, милая улыбка, которой Хьюкаби не видал у него с последнего печального обеда, и которая доказала ему, что перед ним прежний Квистус.

— В последние дни, — сказал Квистус, — я заключил дружбу со своим прежним заклятым врагом, художницей мисс Клементиной Винг, которую вы видели в «Коломбине». Я хочу, чтобы вы с ней встретились. Я не хочу обидеть вас, дорогой Хьюкаби, но случившиеся со мною в последнее время странные вещи поневоле заставляют меня не доверять собственному суждению.

Быстрый переход