Пройдя в калитку, он оказался на узкой дорожке, огороженной с одной стороны стеной, а с другой — живой изгородью. В этот момент лорд Винчингем услышал, что сзади к нему кто-то приближается. Не успел он обернуться, как что-то тяжелое с размаху опустилось ему на голову. Стерн тут же упал на колени. Ему хотелось позвать кого-нибудь на помощь, но на его голову обрушился еще один удар, и он потерял сознание.

Лишь спустя несколько часов лорд Винчингем стал медленно приходить в себя. Ему казалось, что где-то высоко-высоко он видит слабый лучик света, до которого должен непременно добраться. Его голова безумно болела, и он не мог ни о чем думать.

Его куда-то везли. Его голова билась обо что-то твердое, от чего боль становилась еще невыносимее.

Когда лорд Винчингем очнулся, то почувствовал, что его руки и ноги связаны. Он лежал на полу какой-то повозки, которая неслась на всей скорости по безлюдной проселочной дороге.

От жуткой боли он издал стон и тут же услышал над головой хриплый голос, который с каким-то незнакомым акцентом произнес:

— Кажется, он что-то сказал.

— Сомневаюсь, — ответил другой голос. — Мне кажется, ты убил его. Покойники не разговаривают. Не надо было бить так сильно.

— Какая разница, — угрюмо отозвался первый. — Хозяин сказал, что его все равно придется убить.

Лорд Винчингем изо всех сил старался не открывать глаза и не шевелиться. В противном случае эти люди поняли бы, что он еще жив и все слышит.

Внезапно на крутом повороте повозка наклонилась набок и чуть было не перевернулась. Незнакомцев, чьи голоса он слышал, сильно ударило о спинку заднего сиденья.

— Да мы сейчас перевернемся! — закричал один из них.

— Он просто сумасшедший, — подхватил другой. — Я всегда говорил, что нельзя связываться с этими гаджо.

В следующее мгновение лорд Винчингем узнал и это слово, обозначавшее по-цыгански чужаков, нецыган, и акцент, с которым говорили незнакомцы. Это были цыгане. В детстве он часто бегал в их табор, который они разбивали неподалеку от Винча, и разговаривал с ними. Местные боялись цыган, разрешали им набрать воды, покупали у них прищепки только потому, что им страшно было отказать им. Но они с Клодом были просто очарованы табором. Их как магнитом притягивали темноглазые женщины с волосами, заплетенными в косы, дети в пестрых лохмотьях, кони и разукрашенные повозки, которые всегда стояли кругом, а в центре горел костер, на котором в огромном котле всегда готовилось что-то вкусное.

«Конечно, это цыгане! Но что им от меня нужно?» — думал лорд Винчингем. Прежде чем он смог найти ответ, цыгане снова заговорили.

— Не нравится мне все это! — сказал один. — Плохое у меня предчувствие.

— Тебе за это неплохо заплатят, так ведь? — отозвался второй.

— Он сразу не сказал, что придется убивать этого человека.

— Забудь об этом. Мы делаем свою работу, и нам нужны деньги.

Потом оба замолчали, и лорд Винчингем слышал лишь, как камешки щелкали по дну повозки, как скрипели колеса и цокали копыта лошадей.

Повозка неслась с невообразимой скоростью, и лорд Винчингем надеялся, что в нее запряжены чужие, не принадлежащие ему лошади.

Боль в его голове то усиливалась, то стихала, и граф опять чуть не потерял сознание, но повозка неожиданно остановилась.

— Где мы? — спросил один из цыган.