|
Он увидел, как исказилось лицо Шарлотты Генриховны, как Зайцева поперхнулась кокетливым смешком, обращенным к одному из приятелей Якова Семеновича, как расширились глаза у Нины Александровны, а ее муж зловеще улыбнулся, глядя на Нейгардта, который почему-то взял баронессу за руку. Госпожа Гнеточкина уронила свой ридикюль. Катя испуганно прижалась к старшей сестре, но та оттолкнула ее, чтобы не мешала, дура, наблюдать за тем, что же произойдет дальше. Жена победно озиралась по сторонам. Несмотря на ужас минуты, над всеми ее чувствами царило единственное — гордость за мужа.
Никто по-прежнему не произнес ни слова. — Здесь же, среди нас, есть другой человек. Не убийца, но невольный соучастник преступления. Он знает, кто убил Якова Семеновича, и он… Он приговорен к смерти. До сих пор этот человек молчал, но ведь никто не умеет молчать лучше, чем мертвые. Он сидит за нашим столом, этот человек, и ни о чем не подозревает. Между тем яд, которым отравили Якова Семеновича, уже всыпан в его рюмку той же рукой. И опять ответом было потрясенное молчание. — Но я, — почти шепотом продолжал Иван Дмитриевич, — тоже знаю имя убийцы, о чем убийца не знает. И я незаметно поменял местами два бокала. Еще одной смерти не будет. Теперь отравленное вино стоит перед человеком, кто сам же и всыпал в него яд.
Первым опомнился старший из куколевских приятелей. Чтобы отвести от себя подозрение, он схватил свою рюмку и поволок ее ко рту, но Иван Дмитриевич прикрикнул на него: — Поставьте на место! — Почему? — заспорил тот. — Я никого не убивал, и я выпью. Пусть все увидят, что я не виноват. — Поставьте, я вам сказал! — Но почему, господин сыщик? — Я прошу всех мужчин не прикасаться к своим рюмкам. Пьют одни только женщины. — Значит, — весело спросил Нейгардт, — вы думаете, что убийца — женщина? Я вас правильно понял? — Да. Пьют лишь дамы. — А девицы? — поинтересовалась Катя. Нина Александровна пожала плечами. — Надеюсь, вы шутите, господин Путилин. Шутка не из удачных. — Я серьезен, как никогда. Пейте, мадам. — И не подумаю! С какой стати вы мне приказываете? — Я служу в полиции… — Ни у одной полиции в мире нет таких полномочий. — Иван Дмитриевич, — спросил Зайцев, — а если вы, не дай Бог, что-нибудь перепутали? Что, если мы сели как-нибудь не так и отравленное вино стоит не перед тем человеком, а совсем перед другим? — Я вижу вас всех, все сидят, как сидели раньше. Будьте покойны, я не ошибся. Местами поменялись именно те две рюмочки, что и нужно. — Послушайте, — резонно заметил деверь Шарлотты Генриховны, — для чего устраивать этот спектакль? Подойдите к той, кого вы подозреваете, да и велите ей выпить. А уж мы поглядим, откажется она или нет. — Боюсь, одна она пить не станет. Получится, будто я ее одну оскорбляю подозрением, и она вправе будет отказаться. Вот ежели все, тогда другое дело. — Как хотите, а я не стану пить, — заявила госпожа Гнеточкина, в упор глядя на Ивана Дмитриевича своими бесцветными глазками. — Для меня это унизительно. — И я не буду, — поддержала ее Нина Александровна. — И я, — капризно сказала Лиза. — Почему я должна пить, когда я вообще не пью вина? — А херес кто выпил у вашего папеньки? — напомнил Иван Дмитриевич. — Тем более. Один раз я уже травилась, хватит с меня! Недовольных было больше, чем ожидалось. |
