— Доктор уже был, — предупреждая вопрос Ивана Дмитриевича, шепнул Певцов.

Стоя рядом с графом Шуваловым, Иван Дмитриевич разглядывал убитого. Ночная рубашка измята, испещрена кровавыми пятнышками. Один рукав оторван: им связали ноги у щиколоток. Но и в таком положении князь, очевидно, продолжал сопротивляться, потому что выше колен ноги ему вдобавок стянули свернутой в жгут простыней.

— Господин Путилин, сколько времени понадобится вам, чтобы все осмотреть? — спросил Шувалов.

— Двух часов хватит.

— Это слишком долго. Принц Ольденбургский, герцог Мекленбург-Стрелецкий и граф Хотек пожелали увидеть место преступления. Не могу же я заставить их ждать еще два часа!

— Если не будут ничего трогать, пускай войдут, — предложил Иван Дмитриевич.

— Как вы не понимаете? — удивился Певцов. — Нельзя показывать им покойного в таком виде!

— Ни в коем случае, — поддержал его Шувалов.

— Сколько же времени вы отводите в мое распоряжение?

— Полчаса. Осмотр будете производить вместе с ротмистром Певцовым. Ему поручено расследование по линии корпуса жандармов. И прошу вас, господа, помните: дело колоссальной, европейской важности! Надеюсь, вы это понимаете. Сам государь повелел мне ежечасно докладывать ему новости следствия. Ежечасно!

Шувалов ушел, обещав прислать в спальню княжеского камердинера, о чем просил Иван Дмитриевич, и Певцов тут же с облегчением уселся в кресло.

— Давайте, — проговорил он, — распределим обязанности. Чтобы сократить путь, попробуем пройти его с двух противоположных концов.

— Как это? — не понял Иван Дмитриевич.

— Очень просто. Вы от очевидных фактов двинетесь к причине, а я пойду в обратном направлении, от вероятной причины — к фактам. Несомненно, убийство князя носит политический характер. Скажем, ситуация на Балканах может иметь к нему прямое касательство. Или деятельность наших эмигрантов…

Иван Дмитриевич встал на карачки и заглянул под кровать. Пол был залит керосином из опрокинутой настольной лампы. Вообще кругом царил невообразимый хаос: туалетный столик перевернут, на кровати уцелел только матрас, одеяла и подушки раскиданы по спальне. Одна подушка вспорота, все в пуху, какие-то стеклянные осколки хрустят под ногами. Князь отчаянно боролся за свою жизнь.

— Времени у нас немного, — продолжал Певцов. — Хотек сообщит в Вену, и через пару дней тамошние газеты с наслаждением раструбят на всю Европу, что в России иностранных дипломатов режут как курей.

— Уж во всяком случае этого они писать не будут, — раздраженно ответил Иван Дмитриевич, развязывая узел на простыне, чтобы освободить ноги мертвеца.

— Почему вы так думаете?

— Потому что его не зарезали, а задушили. — Иван Дмитриевич осторожно перевалил тело со спины на живот. — На нем ни царапины, одни синяки.

— Откуда же кровь на рубашке?

— Это не его кровь. Он, видимо, укусил кого-то из убийц.

— Убийц? По-вашему, их было много?

— Двое, не меньше. Князь — мужчина жилистый, в одиночку такого по рукам и ногам не свяжешь.

Вошел камердинер, толстомордый рыжий парень с рыбьими глазами без ресниц.

— Ты, значит, первый увидел князя мертвым? — обратился к нему Певцов.

— Они, ваше благородие, велели разбудить себя утром, в полдевятого…

Тот приготовился к обстоятельному рассказу, но был прерван — Иван Дмитриевич велел ему проверить, что украдено из вещей, и после совместного тщательного обыска занес в записную книжечку перечень пропавших ценностей: «Револьвер, монеты золотые французские (10–12 шт.