— А сидеть?

— Только в седле.

— Ну, как хочешь, — махнул рукой Меркулов и продолжил чтение: — «В связи с вышеперечисленным Турецкий А. Б. не может продолжать трудовую деятельность в Генеральной прокуратуре РФ». И все подписи, можешь полюбоваться. Врачи действуют с открытым забралом.

— Круто размахнулись ребята.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Написали бы, скажем, что мне нельзя работать в специальном отделе по расследованию бандитизма и убийств. Мне подобрали бы работу полегче.

— Что нужно, то и написали. Они же отвечают за пациентов.

— Ну, так! Отважный народ — эти люди в белых халатах. Просто на амбразуры бросаются, грудью их закрывают. Кстати, ты не в курсе дела, как Барковский в прошлом году прошел со своей супергипертонией комиссию? Один ящик «Мартеля» им притащил или два?

— Два ему с такой гипертонией не дотащить, — улыбнулся Константин Дмитриевич. — Вот тебе это вполне по силам. Или денег не хватает?

Однако Турецкий не был настроен шутить. В поисках серьезного собеседника он повернулся к Антону:

— Кстати, заместитель генерального прокурора утаил от общественности самую важную фразу. Она тут, в конце, притулилась, как бедная родственница. — Александр Борисович взял факсограмму и прочитал: — «Присваивается третья группа инвалидности». И это мне — человеку, который здоров, как Илья Муромец. — Он разорвал бумагу на мелкие кусочки. — Я требую повторной, независимой комиссии!

— Может, ты еще обратишься в Страсбургский суд? — съязвил Меркулов.

— Вполне возможно. Вы своим волюнтаризмом доведете человека и до Страсбурга, и до Гааги.

— Валяй. И они не моргнув глазом припаяют тебе вторую группу инвалидности. Мне же стоило больших трудов добиться всего этого.

— Ага! То есть ты хочешь сказать, что я должен быть тебе еще и благодарен? Спасибо тебе, Костя, огромное. Низкий тебе земной поклон. Если в следующий раз захочешь кому-нибудь помочь таким образом, сразу торжественно вручи пистолет с одним патроном.

— Турецкий, не неси чушь! Ну что ты сгущаешь краски! Что ты видишь во всем происки недоброжелателей! Ведь на все происходящее можно смотреть и сквозь розовые очки. Во-первых, тебя представили к государственной награде. Во-вторых, ты можешь продолжать работать, на прокуратуре же свет клином не сошелся. В-третьих, ты можешь заниматься необременительной преподавательской деятельностью, что, по-моему, у тебя хорошо получится. Я, кстати, зондировал почву в Академии, они заинтересовались. В конце концов, в запасе имеется родственная душа — «Глория», где ты всегда был своим человеком.

Александр Борисович уставился на него немигающим взором, в котором намека не было на привычную насмешливость, и после томительной паузы произнес:

— Получается, ты уже все за меня решил? Вот так просто — взял и списал меня. Время движется вперед, извини-подвинься, Турецкий! И клеймо на лбу припечатали: контуженный инвалид! Чтобы в автобусе, значит, место уступали. Зато здесь мое место остается пока свободным. Или ты уже кого-нибудь взял вместо меня, а? — Он опять уставился на Меркулова и, не дождавшись от него ответа, сказал: — Ну, хорошо. Валяйте, работайте без меня. Хочу посмотреть, как это у вас получится…

Неожиданно Александр Борисович покачнулся, схватился за спинку стула, тот под его тяжестью свалился. Да и следователь упал бы, не подхвати его вовремя Антон. Однако Турецкий, вместо того чтобы поблагодарить здоровяка за помощь, огрызнулся:

— Убери руки! Я не ребенок, чтобы меня опекали няньки.